– И тебе удачи, снежный леший, – произнес ему вслед Кащей. – Еще свидимся, коли жив будешь.
– Буууудуууу… – прогудело издали.
По отбытии Карачуна начались весенние ликования. Великого зимового в Кащеевом Царстве чтили, восхваляли, свершали ему требы, но любить – не любили. Хоть и преданный он слуга бессмертного царя, а все же дух холода. Вот улетел он за ворота – и сразу, кажется, теплее стало. Чуть-чуть, едва заметно – но теплее.
Особенно людоящеры оживились. Эти вообще морозы плохо переносят – вянут, цепенеют, спят целыми днями. С приходом весны они сразу быстрей, веселей задвигались.
А тут еще и тодоры подоспели, тоже радости в общий котел добавили. Великий Тодор с дружинными доставили вонючую, грязную, полуразложившуюся тушу – но туша эта вызвала у Кащея… ничего она у него не вызвала, конечно. Глянул своими змеиными очами, кивнул сухо и велел положить труп в круг из плошек.
В каждой плескалось масло. Служанка из татаровьев споро прорезала в земле лунки, чуть накренила плошки, чтобы из них все растеклось, и подожгла. Вокруг мертвого Очокочи запылало пламя.
Тем временем два дивия принесли Кащею трехпудовую палицу. Была та удивительно похожа на другую, висевшую на поясе былинного богатыря, старого порубежника по прозвищу Муромец. Окажись он сейчас здесь – так сам бы не понял, какая из двух настоящая.
Немало времени заняло у Кащея выяснить, чем именно был убит Очокочи. Немало времени заняло и узнать, как в точности выглядит оружие Ильи Муромца. Но теперь горные карлы сковали ему полную копию – и Кащей поднял ее одной рукой, еле сжимая пальцами.
Очокочи – последний из племени рикирал дак. Самый последний на свете сатир. И прожил он так долго потому, что без меры был одарен. Звериная сила, пышущая ярость, страшные когти, зубы и лезвие посередь груди, но главное – волшебные свойства. Не волшебные даже, ибо волшебству Очокочи никогда не учился, а чудесные.
Одно – его страшный, не знающий себе равных вопль. Внушающий ужас, трясущий все поджилки. Кащей в числе прочих чувств не ведал и страха, а потому крика Очокочи не боялся, но много ли на свете других таких, бесчувственных?
А второе его чудесное свойство зовется знающими людьми «Второй Раз Не Бей». Ибо если убить Очокочи, но потом ударить снова тем же самым оружием – первый удар обратится вспять.
И убитый оживет.
К сожалению, эта палица – не то же самое оружие. Да и поздно уже обращать смерть вспять – слишком много времени минуло, Очокочи давно гнить начал.
Тем не менее, частично его чудесное свойство сработает даже так. Особенно если еще и Кащей над ним поколдует.
Он дождался, пока огонь как следует разгорится. Подошел ближе. Размахнулся.
И во всю свою мощь шарахнул палицей.
Лежи на месте Очокочи любой другой труп – разбрызгало бы в кисель. Кащей мог булат рвать голыми пальцами. Но для Очокочи это обернулось совсем обратным – и глаза мертвеца резко распахнулись.
– М-ме!.. – издал он слабое блеянье. – М-ме-е!..
Голос звучал сдавленно, надтреснуто. Глаза остались тусклыми. На Кащея Очокочи взирал без узнавания.
– Ты помнишь меня? – спросил царь нежити.
– М-мее?.. Ме-мек…
– Я Кащей, сын Вия, царь этой земли.
– Ум-ме?.. Ме-а?..
– А ты – Очокочи, последний рикирал дак и мой гридень. Я получил тебя от царицы Божми, и ты принадлежишь мне с потрохами.
– М-ме-э?.. Ам-мак!..
– Именно так. И если нарушишь мою волю – тебе не жить.
