– Слышишь, Ромчик? Есть надежда на продолжение. Хотя я привыкла брать все сразу и здесь. Но есть вещи, над которыми мы не властны. А потому, господа, предлагаю выпить за реинкарнацию и вечную любовь! – Она поднялась и громко продекламировала, глядя в упор на Монаха:
– В неверный час тебя я встретил,
И избежать тебя не мог –
Нас рок одним клеймом отметил,
Одной погибели обрек.
И, не противясь древней силе,
Что нас к одной тоске вела,
Покорно обнажив тела,
Обряд любви мы сотворили
[5].
Лика хихикнула и в притворном смущении закрыла рот ладошкой. Алиса неслышно ахнула. Левицкий рассмеялся и поднял рюмку.
– А она может нас сейчас видеть? – Он повел взглядом на портрет жены.
– Может, – сказал Монах.
– И может подать знак?
– Они все время подают нам знаки, только мы не замечаем.
– Ой, не надо! – радостно воскликнула Алиса. – Прямо мороз по коже.
– Володя, а ты что скажешь? – обратился хозяин к доктору Владимиру Семеновичу. – Ты как-то странно молчалив сегодня. С точки зрения воинствующего материалиста.
– Не знаю, Рома, хотелось бы верить, но боюсь, там ничего нет. Распад. Пусто. Хотя… – Он запнулся.
– Хотя?.. – повторил старик.
– Только не надо страшилок, – воскликнула Алиса, прижимая к щекам ладошки. – Как в прошлый раз, про клиническую смерть. Я боюсь привидений. – Она была пьяна, охотно смеялась и преувеличенно пугалась. И не сводила взгляда с Монаха.
Свет вдруг замигал и погас. Женщины дружно завизжали. Темень упала кромешная, как будто пришел конец света.
– Это Кара, – отчетливо произнесла актриса. – Это в ее стиле. Эй, подруга! Ты нас видишь?
– Мамочка, это ты? – закричала Лика, задирая голову.
– Лика, уймись! – приказала Лариса. – Дурацкие шутки!
– Интересно, это только у нас или везде… – уронил Левицкий. – Почти все время проблемы, представляете, Олег? Дом разваливается на глазах.
Из коридора донеслись грохот и чертыхание.
– Ленька навернулся! – взвизгнула Лика. – И выругался! Наконец-то!
– В прошлый раз света не было три дня, – заметил старик.
– Вы боитесь темноты, Олег? – спросила актриса.
– Конечно, боюсь! – Монах нащупал в кармане мобильный телефон. Вспыхнул зеленоватый свет. Виталий достал свой телефон. В комнате разлился призрачный, пещерный свет. – В темноте прячется зло.
– Ой, снег пошел! – закричала вдруг Алиса. – Смотрите!
– Снег?! – Лика бросилась к окну. Прильнула, заслоняясь щитками ладоней. – Пошли играть в снежки! Ну!
Все повернулись к окну. Ночь была не очень темная; они увидели густое и беспорядочное мельтешение снежинок за окном.
– Еще одна зима, – пробормотал старик, дергая бубенчик. – Слышишь, Володя, еще одна зима! Спасибо, Господи!
– Еще постриптизим, мальчики! – сказала старая актриса.
Хлопнула дверь. Вошла Юлия со свечами в двух массивных подсвечниках. Поставила в центр стола. Тотчас заметались черные тени по стенам. Красноватое пламя подрагивало на сквознячке. Она принялась передвигать что-то на столе.
– Знак? – негромко произнесла Ирина. – Как по-вашему, Олег, это был знак? То, что погас свет.
– Вряд ли, – ответил Монах. – Скорее проблема с электросетями.
– Док, ты сказал «хотя», – напомнил хозяин.
– Я действительно сказал «хотя».
– И что бы это значило?
– Хотя – это хотя. В смысле, сомнение. То есть не знаешь, что и думать.
– Не томи!
– Владимир Семенович, пожалуйста!
– Дядя Володя!
– Ну что ж… вокс мулиебри, вокс деи[6], – произнес доктор. – То есть голос женщины – голос Бога, как, возможно, говорили в Древнем Риме. Извольте, господа. Но предупреждаю заранее: я не терплю критики, а потому слушать молча и не перебивать. Молча! Без глупых замечаний и глупых вопросов. Рома, слышишь?
