Примерно через два часа, когда они совсем выбились из сил, охрана сделала привал у дороги и великодушно разрешила развести костры из валежника, который собрали самые сильные из них на опушке леса, и погреться возле них. Немцы действительно начали вести себя более человечно. Парнишки теснились вместе с другими пленными у костра, протянув к нему замёрзшие руки. Это стал самый страшный переход за всё время плена. Они шли четверо суток и, хотя охрана останавливала колонну на привал через каждые два часа и пленным выдавали три раза в день по двести пятьдесят граммов хлеба, многие, обессилев, умерли по дороге или замёрзли ночью во время ночлега в поле. Видимо, немцы считали, что в смерти этих людей они не виноваты.
К середине четвёртого дня колонна пришла в стационарный лагерь военнопленных. Тут стояли бараки, лазарет, присутствовали душ, прачечная, пищеблок и различные подсобные помещения. По прибытии их всех отправили на санобработку и медосмотр. Партиями по тридцать человек загоняли в большой барак, где они снимали всю свою одежду. Одежду на тележках отвозили в прожарку, а пленным выдавали по маленькому кусочку мыла, и они шли в душ мыться под чуть тёплой водой. После душа их всех брили наголо и сбривали им отросшие длинные бороды, а потом отправляли на осмотр к врачам. Врачей было двое – наш пленный и немецкий. Осматривал пленных наш врач, а фельдшер заносил данные в карточку. Наш врач ставил диагноз и делал заключение, которые переводил немцу, а тот соглашался или возражал. Затем пленные одевались в уже прожаренную одежду и распределялись по баракам.
Колонна была большая, и ждать своей очереди пленным пришлось на улице. Ребята и так еле дошли до лагеря, но ещё простояли больше двух часов на холоде, прежде чем попали в барак. Даже чуть тёплая вода в душе показалась им настоящим раем. Врач поставил им крайнюю степень истощения, и их определили в барак для доходяг. Видимо, немцы понимали, что такие пленные работать больше не смогут, убить их не решились и надеялись, что доходяги умрут сами. Потому что, как выяснилось, вместо увеличения пайка такие пленные получали только половину нормы тех, кого использовали на работах. Ребята поняли, что немцы их просто приговорили к голодной смерти. Барак под номером двадцать три, куда их определили, стоял немного на отшибе и весь оказался забит такими же дистрофиками, как и они. На нарах места отсутствовали, и вновь прибывшие вынуждены были размещаться на полу под нарами.
Ночью у Яши начался сильный жар, видимо, он сильно замёрз во время перехода и был настолько ослабевшим, что заболел. Его всего трясло и он не мог согреться даже в двух своих шинелях. Серёжа накрыл его своей, но это не помогло. Яша начал бредить, говорил что-то бессвязное и метался, не находя себе места. Серёжа пошёл ко входу в барак, где стоял большой бак с питьевой водой и, набрав воды в котелок, вернулся. Намочил небольшую тряпочку, которую носил с собой в кармане, и положил Яше на лоб. Больше у него ничего не было, чтобы сделать компресс. Он сидел и обтирал лицо друга тряпочкой, постоянно смачивая её холодной водой. Яша немного успокоился и задремал. Серёжа сидел рядом и боялся отойти. Ему вдруг стало очень страшно.
Он испугался, что Яша может умереть. Даже сама мысль об этом казалась ужасной. Они настолько привыкли друг к другу, что стали одним целым. В этой чудовищной действительности они выживали только благодаря тому, что придумали для себя свой фантастический мир, созданный из мечтаний, желаний и грёз. Этот мир – добрый, красивый и тёплый, в нём не было места жестокости и злу. Это их общий мир, только для них двоих, и если кого-то из них не станет, то он тут же разрушится. Поэтому для каждого потерять этот мир равносильно смерти.
