Езерский был в ярости. Последний раз мы сталкивались, когда я легла на дороге вместе с другими протестующими, не пропуская фуру с товаром «Дола». Нас снимало ТВ, и отец потом долго хохотал, довольный ростом рейтинга «Константы»… Но даже тогда враг не был таким злым, как сейчас.
Егерем называли Максима не зря. Охотник он и есть. Пришел на чужую территорию и набрасывается на людей.
Я перебралась на пассажирское сиденье, обомлевшая от необходимости оставаться с этим человеком наедине, и пристегнула ремень. Нам еще не случалось находиться настолько близко, когда можно рассмотреть врага в мельчайших деталях, и я внимательно разглядывала его, пока мы ехали.
Он был смазливым, этот Езерский, но не в моем вкусе: слишком много самомнения, слишком мало достоинства. Типичный бабник.
Он был в теннисной форме сейчас, наверное, с тренировки сорвался.
Взгляд мужчины источал ненависть. Казалось, дай волю, то и с меня шкуру содрал бы и сделал коврик. У меня глаза были насыщенного синего цвета, в вот у Езерского – серые, и отражали те цвета, что царили у него в душе. В общем, мрачная гамма бездушной личности. Его короткие темно-русые волосы отливали свинцовым оттенком; верхние пряди и челка достаточно отросли, чтобы торчать в разные стороны. От этого Егерь казался моложе, хотя ему и так еще тридцати не было.
– Не прожги меня лазерными линзами, лицемерная ты мать Тереза. Все вы тут – куча лицемерных торгашей! – процедил он, въезжая на аллею, которая вела к подземной парковке.
– У меня не линзы, это природный цвет.
– Да ладно, у вашей семейки все искусственное. И эмоции, и товары, и глаза. – Он с таким осуждением посмотрел на меня, что я даже захотела оправдаться, но вовремя вспомнила, кто передо мной.
Максим заглушил двигатель и выбрался из машины. Неожиданно вспомнив о вежливости, он обогнул «мерседес» и открыл для меня дверь.
– Отец вышвырнет вас отсюда, вы ведь знаете. Зачем приезжать лично? Отправили бы адвоката, – сухо сказала я.
– Мне нужно выплеснуть агрессию, а передавать ее через адвоката не гуманно.
Я поправила эластичный пояс джинсов, одернула топ под курткой и усмехнулась:
– Идемте, гуманный вы наш.
Мы молча вошли в лифт, и я нажала кнопку с цифрой «двадцать». Было неуютно в обществе непрошеного гостя, который поленился даже пальто надеть в конце ноября. Впрочем, хладнокровным верхняя одежда ни к чему.
Егерь пристально смотрел на меня, и я чувствовала тяжелый взгляд всей своей напуганной душой. Ну зачем я его впустила?! Пусть бы лучше случился скандал, чем вот это.
Я ненавидела скандалы и всегда пыталась уладить дело миром. Но сейчас, нервно покусывая губы, винила себя за чрезмерную податливость. Отец наорет на меня, снова обзовет «тряпкой». Но разве могла я спокойно проехать мимо «пробки» у ворот, будто ничего не случилось?!
«Можно было вызвать полицию», – подсказала логика.
Ой… ну какая полиция? Не настолько важный повод. Пускай отец сам решает вопросы со своими врагами.
…А Езерский продолжал изучать меня, даже не пытаясь проявлять уважение.
Какой назойливый, наглый взгляд…
Вдруг мужчина крепко сжал мое плечо и развернул к себе. Я растерялась, а тот высокомерно обхватил мой подбородок на удивление теплыми пальцами и заглянул мне в глаза. В его жестах было столько небрежности, словно рабыню выбирал на средневековой площади.
– Хм, – заключил он, нахмурившись, но руку так и не убрал. – Не соврала.
