Названный им чин соответствовал примерно земному капитану первого ранга. Николай удостоился его после Большой Войны с Сахоттом. Но по привычке они именовали друг друга своими старыми званиями: кавторанг, старшина. От этого веяло чем-то родным, забывать которое не хотелось, да и нельзя. Как и родной язык, на котором общались земляне между собой.
– Что там, Коля? Далеко еще до этого острова, будь он неладен?
– С полтыщи кабельтовых будет.
– Полета миль? – наморщил лоб Тамерлан Ахмедович. – Что барометр показывает?
– Ясно.
– Ясно, – хмыкнул кавторанг. – А чего виски ломит?
– Да и у меня поясница ноет, – почесал затылок старшина. – Верный признак надвигающейся бури.
– Вот за что не люблю местные воды, – начал Каиров, – так это за их полную непредсказуемость. Не подчиняются никаким законам природы. Тут тебе полный штиль, а через минуту может такой штормяра подняться, что мама не горюй.
– И так же внезапно сгинет, – поддакнул Митин.
– Ладно, Коль. Ты иди, делом займись. На всякий случай еще проверь пушки, снаряжение. Чего-то тяжко на сердце. С самого берега давит.
– И у меня, – признался морпех. – Только говорить не хотел. Чтоб чего не накликать…
Он сошел с мостика, а Каиров прильнул глазами к биноклю.
Где там этот остров?
Боунг был настоящим островом сокровищ. Чего только не водилось на этом большом, с земной Мадагаскар, клочке суши посреди Океана. И драгоценные камни, и золото с серебром, и корабельный лес. Но главное медь и селитра, необходимые для нужд армии. Именно из боунгской меди плавилась бронза, идущая на изготовление пушек, а из боунгской селитры производился порох.
Как ни странно, материковая империя не обладала запасами ни первого, ни второго. Проведенные Каировым геологические исследования показали, что Эриканту вообще не повезло с полезными ископаемыми. Удалось отыскать уголь, небольшие залежи нефти и железных руд. Ну, соляные и нефритовые рудники не в счет.
Так что Боунг был для империи настоящим подарком судьбы, который следовало беречь как зеницу ока. Понятно стремление Чаг Рао Сина разобраться в причинах того, что с острова давно нет вестей. Конечно, экспедиция нужна.
Но как же не хотелось выходить в поход. Это, пожалуй, впервые за его морскую карьеру.
Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, принялся смотреть за борт.
Воды Южного океана всегда удивляли Каирова.
Из всех явлений, связанных с ними, больше всего поражался непонятному свечению. Сначала возникали длинные волны света, шедшие почему-то всегда с запада на восток. Постепенно они превращались в длинные лучи, исходящие из неведомого центра где-то за горизонтом, и начинали вращаться – сперва медленно, потом все быстрее, как будто изгибаясь, подобно спицам в колесе нагруженной повозки. Световое действо длилось иногда по нескольку часов, а потом прекращалось.
Бывали и не столь впечатляющие зрелища – вращающиеся в глубине вод светящиеся колеса – сияющий обод и расходящиеся спицы, диаметром всего с полкабельтова.
Вот и сейчас одно такое «колесико», светящееся пурпурным цветом, наблюдалось в полукабельтове от правого борта.
Интересно, оно живое или это какое-то оптическое явление?
Внезапно что-то горячее обожгло щеку шарускара. Остро запахло испражнениями.
Тамерлан Ахмедович покосился на левое плечо. На золотом адмиральском погоне белел какой-то шарик. Недовольно вздев очи горе, Каиров заметил в небе стайку крупных птиц, напоминающих альбатросов.
