Пока же монстры спокойно сидели в клетках на прочных цепях, уныло пережевывая траву и сушеный изюм, которые им подносили служители с лицами, замотанными вымоченными в ароматной воде тряпками, да время от времени принимаясь жалобно реветь.
И когда ветер доносил до степняков этот рев или удушливую вонь от клеток, они, люди нетрусливые и мывшиеся обычно хорошо, если пару раз в год, непроизвольно вздрагивали.
Так или иначе, медленнее или быстрее, но несметные полчища шли на закат, и каждый воин, сидящий ночью у костра, грезил о славе, богатстве и пылающих вражеских городах, стараясь не думать о том, что упадет из седла с разбитым черепом или пронзенным стрелой сердцем. Что умрет, трясясь в лихорадке от загнившей раны, или будет запытан вражескими дозорными. Они видели силу шаркаанов (некоторые даже почуяли на своей шкуре) и полагали, что в мире этом, пожалуй, никто не сможет собрать подобную армию. Что им могли противопоставить западные и южные земли? От века было так: сильный побеждал, а удел слабых – покориться или сгинуть.
Большая платформа с огромным шелковым шатром на ней, влекомая полутора десятками здоровенных матерых ящеров, на спины которых она была водружена, медленно продвигалась вдоль военного лагеря.
Шатер мог бы вместить сотню человек, да еще на платформе оставалось место для полусотни стражей, ежедневно отбираемых по жребию из числа гвардии. Еще столько же гарцевали поодаль.
Мало кто бывал внутри этого передвижного дворца Ундораргира, и рассказывали про него всякое.
Говорили, что внутри все в золоте и драгоценных камнях. Другие, что на стенах развешано оружие всех, кого владыка сразил в поединках, и его видимо-невидимо. Третьи – что там есть большой сундук, в котором хранятся древние идолы сгинувших племен, найденные в курганах. Великий воин и правитель время от времени разговаривает со своими богами, и те отвечают ему, ибо не осталось народов и племен, им молившихся, и некому им больше помогать.
А еще в особо темные ночи у костров, когда тьма кажется особо непроглядной, а в степном ветре слышатся чьи-то невнятные голоса, говорили и иное. Что внутри этого шатра стоит шатер поменьше. А в нем на деревянном поставце, покрытом запретными знаками, от которых ослепли один за другим три вырезавших их резчика, рядами стоят чаши из черепов побежденных им военачальников и королей с ханами. И, мол, с помощью черной магии хан подчинил их души, и теперь те дают ему советы по части правления и войны, когда он пьет из этих чаш волшебный отвар, сваренный придворными некромантами.
Ундораргир, когда ему донесли о таких разговорах, лишь пожал плечами. Зачем бы ему были советы от проигравших и неудачников?
Шатер был разгорожен на отдельные комнаты коврами и гобеленами, но сейчас в них не было никого, кроме вождя и пары писцов, да еще несколько прислужников. Здесь царил приятный полумрак, нарушаемый лишь тлеющими угольками «холодного огня» да ярким светом имперских лампионов.
С первого взгляда было ясно, что хозяин шатра чужд чрезмерной роскоши. Даже походный трон имел вид простой резной лавки, застеленной атласными подушками. Оружия на стенах тоже не висело – тем более что лишнее оружие в месте обитания вождя – лишний шанс для заговорщика или мстителя-одиночки. А наставники Ундораргира упорно учили его: истинный воин не дает врагу ни одного шанса.
В данный момент Владыка Окоема не расспрашивал духов побежденных и не молился неведомым богам. Он сидел на троне и отдыхал.
