– Да, – ответила я. – Полагаю, да. – Я никогда не думала об этом.
– Так что, – заявила она, внезапно оживившись, – ты врешь, как мы. Ты врешь, как цыганка.
– Это хорошо? – поинтересовалась я. – Или плохо?
Она медленно ответила:
– Это значит, что ты проживешь долгую жизнь.
Уголок ее рта изогнулся, как будто вот-вот должна была появиться улыбка, но она ее быстро подавила.
– Несмотря на разорванную звезду на моем холме луны? – не смогла удержаться я.
Ее трескучий смех застал меня врасплох.
– Мумбо-юмбо. Гадательная ерунда. Ты не купилась на нее, ведь так?
Смех спровоцировал очередной приступ кашля, и мне пришлось ждать, пока она восстановит дыхание.
– Но… женщина на горе… женщина, которая хочет вернуться из холода…
– Послушай, – сказала цыганка утомленно, как будто не привыкла говорить, – твои сестры подрядили меня на это дело. Намекнули о тебе и Харриет. Сунули мне пару шиллингов, чтобы я напугала тебя до смерти. Вот и все.
У меня кровь похолодела. Как будто кран, питающий мой мозг, внезапно переключили с горячего на холодный. Я уставилась на нее.
– Извини, если сделала тебе больно, – продолжила она. – Я вовсе не хотела…
– Без разницы, – сказала я, механически пожав плечами. Но мне было не все равно. Мысли завертелись. – Уверена, я найду, как им отплатить.
– Может, я смогу помочь? – предложила она. – Месть – это моя работа.
Она морочит мне голову? Разве эта женщина только что не призналась, что она мошенница? Я пытливо посмотрела в ее черные глаза в поисках знака.
– Не надо на меня так смотреть. Я сказала, что мне жаль, разве не так? И я правду сказала.
– Неужели? – спросила я довольно нахально.
– Не надо дуться. В мире и так довольно обиженных, ни к чему пополнять их число.
Она права. Хоть я пыталась удержать уголки рта внизу, они дернулись и начали подниматься. Я засмеялась, и цыганка засмеялась вместе со мной.
– Ты напомнила мне то создание, которое было в палатке перед тобой. Настоящая грозовая туча. Сказала ей, что в ее прошлом что-то похоронено; сказала, что оно хочет выйти наружу, хочет, чтобы все исправили. Она вышла белая как мел.
– Почему? Что ты увидела? – спросила я.
– Деньги! – сказала она со смешком. – То же, что всегда. Парочку соверенов, если я правильно раскину карты.
– И ты это сделала?
– Пф! Проклятый шиллинг – вот что она мне оставила, и ни пенни больше. Я говорила, она вышла вся покрытая мурашками, когда я ей это сказала. Выскочила из моей палатки, будто сидела на чертополохе.
Некоторое время мы ехали молча и вскоре почти достигли Изгородей.
Для меня Изгороди были неким утраченным и забытым уголком рая. В юго-восточной части поместья Букшоу, под пышным пологом зеленых ветвей, река аккуратным изгибом поворачивала к западу, образуя тихий болотистый участок, почти остров. Здесь восточный берег был чуть выше западного, а западный более болотист, чем восточный. Если точно знать, куда смотреть, среди деревьев можно до сих пор разглядеть симпатичные арки маленького каменного моста, датировавшегося временем основания Букшоу, елизаветинского особняка, который в 1600-х годах сожгли разъяренные жители деревни, сделавшие неверное предположение о религиозной лояльности нашей семьи.
Я повернулась к цыганке, желая поделиться с ней своей любовью к этому месту, но она, кажется, уснула. Я внимательно понаблюдала за ее веками, чтобы проверить, не притворяется ли она, но не увидела ни единого подергивания. Откинувшись на стенку фургона, она время от времени посапывала, так что я знала, что она еще дышит.
