«Корабль дураков», или Беседы с корифеями философии - страница 2

Есть мечты сбывающиеся и несбыточные. К последним принадлежат две главные мечты человечества – о рае на земле и рае на небе. Первый – изобретение утопистов, второй – изобретение христианства. Неужто рай на земле – необходимость для человека? Может быть, можно ограничиться чем-то меньшим? Этот вопрос ещё раз был поднят событиями русской Октябрьской революции, и в последующие семьдесят лет на него был дан убедительный ответ. Заплатить гигантскую цену только за то, чтобы получить ответ на один-единственный вопрос! Но ответ этот стоил такой цены. Весь смысл русской революции и русского коммунизма можно видеть в том, что на вопрос, не дававший покоя лучшим мыслителям от начала времён, наконец-то дан последний, обоснованный и убедительный ответ. Тут России выпала особая честь – поставить точку в утопических исканиях человечества. Если за тысячи лет не найдено, значит, и не может быть найдено на этом пути. Этот вывод вытекает с необходимостью из провального и трагического опыта русской революции. Разве сравнимы по своей значимости результаты обеих революций – французской и русской? Французская революция имела результат практический, русская – результат духовный, метафизический. Она дала ответ на один из важнейших для человечества вопросов: возможно ли всеобщее счастье? Эксперимент был неудачен? Эксперимент был абсолютно удачен, он завершил тысячелетний бессмысленный поиск земного рая.

Сами русские – и вовлечённые в эксперимент народы – без особого сожаления восприняли крушение коммунизма, не поняв даже как следует, что произошло. Великое является порой неприметно. Масштабы совершившегося – то, что потерпела крушение величайшая утопическая идея и величайшая мечта человечества, – были осознаны лишь немногими. Но крушение идеи ещё не завершилось. Идея продолжает изживать себя, это процесс длительный, и он тоже будет сопряжён с жертвами. Будем готовы. Из своих бед отдельный человек учится большему, чем из своего счастья. Так же и с человечеством. Человечество и дальше будет учиться на опыте России, теперь уже на её опыте выхода из коммунизма, взирая на происходящее с безопасного расстояния.

Если ответ действительно получен, то всё случившееся имело смысл даже при высокой цене за него. И если бы была возможность всё предотвратить – и коммунистическую революцию, и «коммунистическое строительство», – может быть, не стоило бы ничего предотвращать? Но если ответ получен, и это не понято, тогда всё было напрасно. Тогда следующая задача для разума – и тут востребована опять же мысль философов – выяснить причины случившегося.

Главным вопросом при попытке разобраться в причинах крушения коммунистического эксперимента должен быть вопрос, до каких реальных пределов возможно общечеловеческое счастье. Что такое счастье, неопределимо. В центре внимания каждого всегда стоит его личное счастье, и лишь для очень небольшой группы людей – обозначим их собирательным именем «философы» – вопрос о всеобщем счастье представлялся более важным, чем вопрос о личном счастье. Более того, своё личное счастье большинство из них видели в том, чтобы указать человечеству пути к всеобщему счастью. Но пути по-прежнему не указаны, и для беспристрастного наблюдателя ясно, что они не будут указаны никогда. Так стоит ли продолжать поиск?

Отдельному человеку гораздо важнее его личное счастье, чем счастье всего человечества, необходимость которого для него не так очевидна, как необходимость личного счастья. Но и попытки дать удовлетворительное определение понятию личное счастье, предпринимаемые в течение веков, не были успешны. Тут также возникает вопрос: стоит ли продолжать поиск? Несомненно, стоит, но не с целью найти ответ на этот вопрос, давно уже ставший одним из «проклятых вопросов» для философии, сколько с целью найти ответ на вопрос, почему ответ на этот вопрос до сих пор не найден. Он не был найден не потому, что для каждого счастье состоит в чём-то другом, чем для его ближнего. Скорее, дело обстоит наоборот: в главном счастье состоит для всех в том же самом. Мы тут словно имеем дело с заколдованным понятием, смысл которого важен для всех, но неизменно ускользает, когда к нему пытаются приблизиться. На одинаковый для всех вопрос – что такое счастье? – оказывается невозможным одинаковый для всех ответ. Казалось бы, вопросы определения понятий должны отступить на задний план перед практическими вопросами, требующими решения. Но практические вопросы неразрешимы до того, как они ясно сформулированы. Если ясное представление о цели невозможно, бессмысленно ставить вопрос о путях к ней. Это как спрашивать человека, не имеющего представления о времени, который час.