– Ничего, – покровительственно сказал Питеркин, похлопывая нашего высокого друга по плечу, – для своего возраста ты очень развитый малый. Очень умный юноша, сэр, многообещающий. Но если ты продолжишь в том же духе…
Конца речи мы не услышали, поскольку Джек неожиданно подхватил Питеркина на руки и швырнул в кусты, где тот и лежал, греясь на солнце, пока мы с Джеком изучали хлебное дерево.
Нас поразили его листья – широкие, темно-зеленые, длиной не меньше двенадцати дюймов, глубоко вырезанные по краям и блестящие, как у лавра. Почти круглые плоды имели в диаметре по шесть дюймов, а на грубой кожуре виднелись ромбообразные отметки. Цвета они были самого разного, от нежно-зеленого до коричневого и ярко-желтого. Джек сказал, что спелые плоды желтые. Впоследствии мы обнаружили, что большинство деревьев на острове вечнозеленые и можно в любой момент сорвать с одного и того же дерева и цветок, и спелый фрукт. Как они отличались от наших родных деревьев! Кора у хлебного дерева была жесткая и светлая, ствол достигал в толщину двух футов, а в высоту – двадцати. На этой высоте ветки образовывали пышную тенистую крону. Мы заметили, что плоды висят группками по несколько штук, но спешили подняться наверх и не стали их собирать.
Сердца наши пели от удачи, выпавшей на нашу долю, и по крутым склонам холма мы полезли легко и весело. На вершине глазам нашим открылась новая, еще более грандиозная перспектива. Мы обнаружили, что это далеко не самая высокая точка острова. Перед нами виднелась широкая долина, а за ней – другая гора. Долина эта также поросла темно- и светло-зелеными деревьями с кронами густыми и тяжелыми или, наоборот, легкими и изящными. На них радугой горели яркие цветы, придавая всей долине вид роскошного сада. Мы различили множество хлебных деревьев, гнущихся под тяжестью желтых плодов, и много кокосовых пальм. Насмотревшись, мы спустились вниз, пересекли долину и полезли на вторую гору. Деревья росли на ней почти до самой вершины, совершенно голой.
По пути наверх внимание наше привлек обрубок дерева, явно носивший на себе следы топора! Значит, мы были не первыми людьми на этом прекрасном острове. Нога человека уже ступала здесь. Мы вновь стали думать: не обитаем ли остров? Второй взгляд на обрубок поколебал нашу уверенность. Дерево совсем сгнило, и местами его покрывали плесень и новые зеленые ростки. Должно быть, его срубили много лет назад.
– Может быть, – предположил Питеркин, – когда-то к острову пристал корабль, и они срубили только одно дерево.
Нам это показалось маловероятным: команда корабля срубила бы небольшое дерево рядом с берегом, а не гигантское у вершины горы. Пожалуй, это было самое большое дерево на всей горе.
– Не понимаю, – Джек поскреб пень топором, – разве что дикари срубили его для каких-то только им ведомых целей. Ого! А это что?
С этими словами Джек принялся соскабливать с пня мох и плесень и скоро обнаружил три ясных знака, похожих на остатки какой-то надписи. Но, хотя сами знаки виднелись четко, разобрать буквы нам не удалось. Джеку показалось, что это буквы «JS», но уверенности у него не было. Вырезали их весьма небрежно, а со временем они стали совсем неразборчивыми. Открытие это нас сильно озадачило, и мы долго стояли вокруг пня, строя предположения. Ничего не решив, мы двинулись дальше.
Эта гора оказалась самой высокой на острове, и с нее мы обозрели свои владения, лежавшие перед нами подобно карте. Я всегда полагал, что невозможно что-либо понять, не представляя это в точности, так что рискну испытать терпение читателя и описать весь остров.
