– Ты сам- то этого хочешь? – решаю, что честность – лучшая защита.
– Чувствуете, как бьётся моё сердце? – Насиф переводит мои руки на свою грудь.
Под мышцами и рёбрами работает сильный мотор молодого организма. Мужчина прижимается ко мне всем телом.
– Мне кажется, вы чувствуете мой ответ, – шепчет наложник. – Да. Мириады раз да.
– Ну тогда… Ладно…
В чёрной акварели ночи стараюсь стереть свои мысли о Фариде, Ильнуре, гареме, слишком смелом наложнике Камиле. И всё же они ложатся на картину яркими пятнами. Утром стираю с сонного лица Насифа синеву слёз девственности – главный оттенок этого мира.
– Вы самая потрясающая на всей планете.
Насиф варит нам кофе полуголый, стоя ко мне в три четверти. Изредка поднимает на меня свой кофейный по цвету и температуре нежности взгляд.
– Лишние комплименты мне не нужны.
Не знаю, почему… Но я до сих пор стесняюсь того, что у меня есть наложник. У нас в Индостане такого обычая нет. У нас можно иметь несколько мужей. Вот и все правила.
– Это просто вулкан моего восхищения… Невозможно остановить его лаву.
Мужчина подаёт мне чашку так, чтобы соприкоснуться пальцами.
– Ты хотел бы навестить отца, друзей?
– Конечно! – он даже радостно подскакивает.
Для меня это возможность хоть как- то нивелировать для Насифа его состояние рабства. А ещё это шанс увидеть запретный плод, который так и манит своим серым взглядом. Пока Насиф беспечно болтает с кем- то из гарема, я будто бы любуюсь садом. По нижнему ярусу прохаживается королева в сопровождении нескольких наложников. Только потом понимаю, что у гарема есть отдельный выход в парк. Дверь его приоткрыта и манит, как в недоброй сказке. И всё же я решаюсь нырнуть в прохладу дворца. Охраны нет, поэтому я лисицей лезу в чужой курятник.
– Вас здесь быть не должно, – эта фраза обрывает моё сердце.
Сзади стоит тот самый Камиль.
– Я просто…
– О, не надо объяснений, мне всё равно.
Он внезапно хватает меня за руку и ведёт в потайной угол помещения.
– Я здесь часто прячусь ото всех, – поясняет он, отодвигая ширму, которая служит будто бы украшением.
– Зачем?
– Я не наложник, – его серые глаза переливаются оттенками голубого.
– А кто?
– Политический пленник.
Удивлённо изучаю его лицо, пытаясь понять, насколько он похож на пленника.
– Ну… я был разведчиком от Франции. Меня взяли. А королева перепутала помещения, – мужчина ухмыляется, кивая на стену. – Тюрьма же – по ту сторону.
Короткую беседу обрывает болтовня наложников. Камиль тянет меня в другой угол помещения, на лестницу.
– Куда мы? – только и успеваю спросить.
Пленник вылазит в окно, подаёт мне руку.
– Вы хотите уйти незамеченной?
А приближающиеся голоса меня подстёгивают, как кучер лошадь. Следую за Камилем. Балансируем на тонком карнизе над внутренним двориком.
– Где ваше окно? – шёпот мужчины почти сливается с шелестом фонтанчика внизу.
– Самое дальнее.
Его пальцы, держащие мою руку, такие горячие, что спасают меня от холода страха. У нужного окна он галантно помогает мне спуститься.
– Вы отчаянный.
– Вы тоже.
Напоследок он вкладывает мне в ладонь смятую голубую ромашку. Бедняжку уже невозможно спасти, поэтому я кладу цветок между страниц постулатов мариата. Пусть будет моим амулетом от подводного течения интриг в королевском дворце.
5
Потом понимаю, что в этой жёсткой стране хватает отчаянных мужчин. Во время очередной утренней прогулки по сонному Эр- Зияди вижу огромную роспись на стене жилого дома. Раскидистый синий шиповник, окружённый бязью, которая гласит: "Мир роняет лепестки слёз".
