– Теоретически там много тропинок, – ответил я. – В летнее время можно спуститься с плато прямо в посёлок. Есть пути и на восточный склон. Но все они более крутые и опасные, чем традиционный маршрут. В это время года я бы не советовал…
Она махнула рукой, давая понять, что продолжать мне не следует.
– В конце концов, если вы стремитесь избежать встречи со мной, то всегда можете просто пройти мимо. Хотя был бы признателен, если бы вы дали знать, что благополучно спустились вниз.
– Я не это имела в виду, не обижайтесь.
– Меня не так легко обидеть. В добрый час.
Нестройный хор ответил мне. Ещё несколько минут, стоя на пороге и постепенно замерзая, я наблюдал, как их яркие фигуры растворяются в темноте. Вскоре пятна фонариков заплясали на первых камнях подъёма. Убедившись, что более ничем не могу им помочь, я вернулся в дом.
Первым делом я постарался уничтожить следы их присутствия. Вид грязных тарелок, хлебных крошек, стаканов с остатками сока и минералки причинял почти физическую боль. Казалось, я могу разглядеть отпечатки пальцев и следы помады на стаканах девушек. Никакого рационального объяснения моему беспокойству не было, с ними определённо ничего ещё не случилось, но мне казалось, что я роюсь в вещах покойников. Тяжёлое чувство надвигающейся беды не рассеялось и после того, как кухня была практически стерилизована, все поверхности протёрты, а посуда дважды перемыта. Чтобы окончательно замести следы, я ещё пропылесосил пол, стараясь собрать невидимые волоски и частички их кожи. Я понимал, что мной овладело какое-то непонятное помешательство, но ничего не мог с собой поделать. Потом, преодолевая внутренний ужас, я прокрался в спальни.
Начал с комнаты Павла и Лизы. Они спали на первых ярусах двух разных кроватей. Я собрал всё постельное бельё, халаты, полотенца и затолкал в стиральную машину. Потом зашёл в спальню Марка и Ксении. Они спали друг над другом, и по длинным волосам, оставленным на подушке, можно было легко догадаться, кто спал наверху. Дрожащими руками я принялся стаскивать пододеяльник, всё ещё ощущая её присутствие так, будто она стояла за дверью. Когда принялся за наволочку, под подушкой внезапно обнаружился обрывок ярко-красной материи. Помню, что уставился на него, как смотрит убийца на кровавое пятно, понимая, что теперь невозможно избавиться от улик и что на сей раз всё пропало. По-видимому, это была часть её ночной рубашки, что-то гладкое, изысканное, похожее на атлас, впрочем, я не слишком разбираюсь в тканях. Материя в полной мере сохранила её запах. Но как это понимать? Если бы она просто забыла под подушкой свою ночную рубашку, это могла быть случайность. Но что означает этот фрагмент? Кто и зачем оторвал его? С какой целью оставил мне? Рассудок мутился. Я спрятал лоскут в карман домашних брюк и поспешил продолжить уборку. Через какое-то время всё, что возможно, было отправлено в стирку, волосы собраны, а обе спальни проветрены и пропылесошены. Это принесло облегчение, но красный лоскут торчал из кармана, подобно роковой улике. Я зачем-то убрал его в шкаф в гостиной, подальше с глаз, но и оттуда он будто бы продолжал кричать о себе.
Тем временем рассвело. Я высунулся наружу, чтобы взглянуть на склон, в надежде увидеть их на подъёме, но склона не было: почти от самого подножья гору укрыли густые облака. Сверху опять посыпалось – то ли ещё дождь, то ли уже снег. Лужи перед крыльцом подёрнулись тонкой коркой льда – очевидно, температура колебалась около нуля. Ветер вновь усиливался. Я с ожесточением захлопнул дверь.
