Кордон «Ромашкино» - страница 20

– А что в таком случае говорит этот твой научный подход?

– Он не просто говорит, он кричит: «Соловей, проведи эксперимент!»

Разбойник на секунду замер, соображая, затем хмыкнул. И вдруг засмеялся – громко, со всхлипом:

– Девонька, ты вообще представляешь, о чем говоришь? Эксперимент? Здесь? Да от моего свиста богатыри и царевичи штанишки мочили!

– Я понимаю, ты – не третья скрипка. И даже не вторая. Ты – солист. Но у меня есть одна идейка…

Катя замолчала. Интуиция ей подсказывала, что теперь будет лучше, если некоторое время Соловей помучается в догадках. Тогда он вряд ли откажется сделать то, что от него требуется.

Но мучиться Разбойник не захотел.

– Не томи, говори уже.

– Недалеко от Ромашкино протекает речка. На берегу – недостроенный дом. Мешает всем. Я тебе об этом, кажется, уже говорила. Если ты испробуешь свой резонанс на нем, поверь, никто возражать не станет. Только делать это нужно быстро и так, чтобы тебя не заметили.

– Еще скажи «тихо», – буркнул Соловей.

– Да, забыла. И делать это нужно тихо, – съехидничала Катя. – Возьмешься?

Тяжкий покорный вздох Соловья не заставил ее сомневаться в ответе.

В любом деле выбор – не самое радостное событие. Особенно если выбираешь людей.

Катя приближалась к школе по центральной улице под названием Центральная. Нежаркими летними вечерами мальчишки-одноклассники обычно гоняли мяч на спортплощадке или сидели там же под деревом, уткнувшись в телефоны. Этот вечер как раз был нежарким.

Пока Катя шла, ей нужно было успеть решить, кому рассказать о затее с обрушением долгостроя. В принципе, подошел бы любой из тех, кто не трусит и не болтает зря, потому как последствия задуманного были непредсказуемы. В идеале – Марк Великий.

Вот только не надо «хи-хи». Фамилии у людей бывают разные. Например, Люся Жирная, Леночка Мальчик. Так что Марку просто повезло. Хорошо, конечно, что его папа с мамой оказались людьми с головой и не назвали ребенка Петром. А то был бы Петр Великий. И если девчонки традиционно влюбляются в принцев на белых конях, то Марку – высокому, черноволосому, голубоглазому и чуть полноватому – такой довесок к имени не требовался.

Весь девичий контингент деревни Ромашкино терял голову или впадал в легкий транс при одном только взгляде его небесных глаз. Катя не была исключением и очень надеялась, что букетики, прополотая грядка и посадочные огни – дело его рук.

К сожалению, на спортивном бревне, болтая в воздухе босыми ногами, сидел не Марк, а существо рангом пониже – Ник Головин. Самая последняя личность в перечне возможных претендентов на раскрытие тайны.

Если записать в две колонки положительные и отрицательные качества данного человека, учитывая исключительно Катино мнение, вопросов не останется:

Оценив уровень своей невезучести, Катя хотела повернуть обратно, однако замешкалась: уговорить Соловья задержаться еще на денек не было никакой возможности, а оказаться в таком деле без помощника означало завалить вообще все.

Заминки хватило, чтобы Головин успел задать вопрос:

– Калинина! Это ты? Собственной персоной?

– Нет, мой дух. Чужой персоной.

– Я в привидения не верю. Чего пришла?

– Да так… ничего.

– Врешь, Калинина. У тебя прямо иероглифы на лице.

– Какие еще иероглифы?

– Японские. – Головин соскочил с бревна, вразвалку подошел к Кате, приблизил загорелое лицо к самому ее носу. Она хотела отшатнуться, но поймала его взгляд – как ни странно, совершенно не ехидный – и осталась стоять на прежнем месте. – Вот, написано: Никифор, ты мне нужен по очень важному делу!