Вместе с девочками Клавдий прошел в гостиную, где его встретила Вера Павловна с маленьким сыном Макара Александром, которого Клавдий звал Сашхен. В свои год и три месяца Сашхен, кудрявый карапуз-купидон, лепетал, смеялся, однако за все время своей коротенькой жизни так ни разу и не заплакал. Чем приводил в великое восхищение полковника Федора Матвеевича Гущина – мол, кремень парень растет, это ж надо, какой характер закладывается!
Сашхен потянулся к Клавдию сразу, как увидел, расплываясь в улыбке, лепеча. Очутившись у него на руках, обнял пухлыми ручками и цепко схватил левой маленькой «клешней» Клавдия за ухо. Прижимая к себе крохотное тельце малыша, Клавдий ощутил прилив счастья.
– Добрый вечер, Вера Павловна, – поздоровался он со старой чопорной гувернанткой, в прошлом «училкой» английского в элитной московской школе, переманенной Макаром к своим дочкам. – Маша, спасибо, я ужинать не буду, – с ходу он пресек заполошные намерения горничной «кормить и угощать». – Я по делу срочному к Макару. А где он?
– Добрый вечер, Клавдий. Как хорошо, что вы опять приехали! Наш объявил, что он на вечернюю пробежку к озеру, – гувернантка Вера Павловна изрекла фразу неким особым тоном, хорошо понятным только ей и Клавдию. – Ну а что мы с Машей можем с ним сделать? Он взрослый человек! Он после похорон и поездки в Иерусалим в угнетенном состоянии духа пребывает. Скорбит. Клавдий, может, вы на него снова повлияете, а? Пресечете в корне!
Клавдий, держа на руках малыша Сашхена, тоже решившего поучаствовать в разговоре с громкими: «Ууууу! Уххх!» – лишь головой покачал. Оглядел гостиную. Кожаная мебель, огромное окно, за которым темнота майской ночи, рояль Макара, камин… И дыра в лофтовой кирпичной стене, некогда пробитая железным кулаком Циклопа[3]… Ее так и не заделали, словно оставили как напоминание.
Дом на Бельском озере, который в оные времена воспринимался Клавдием враждебной неизведанной территорией, где случилось столько событий – ревность, любовь, убийства, отравление, теперь, по прошествии времени воспринимался им как родной дом, куда хотелось приезжать снова и снова, потому что сердце властно звало его – к Макару, ставшему ему больше чем другом, братом, к детям, к старухе-училке и втюрившейся в него на склоне лет пышке-горничной.
– Сейчас я его разыщу и мозги вправлю, пресеку в корне! Не волнуйтесь, – пообещал он Вере Павловне, передавая ей снова Сашхена, который недовольно кряхтел – он соскучился по Клавдию и не желал расставаться с ним.
Покинув дом, идя по липовой аллее к озеру, Мамонтов зорко осматривался по сторонам – темный парк, подсветка горит лишь кое-где в траве. Макара на пробежке что-то не видно. Оно и понятно…
Семейная идиллия в богатом доме на Бельском озере. Как бы не так! Все намного сложнее и печальнее.
Если дома в комнатах за прошедшую неделю в отсутствие Макара Клавдий отыскал и ликвидировал все его тайники со спрятанным спиртным, то парк он не мог весь прочесать. А Макар, как истый алкоголик, оставлял себе запасы выпивки в самых разных местах – например, в дуплах старых деревьев. Чертовы заначки!
Макара он узрел на берегу озера. Друг его сидел в темноте в плетеном кресле за садовым столом и мечтательно созерцал полную луну, плывущую в облаках и отражающуюся в черной воде. Медитировал?
Черта с два! На столе перед ним стояла бутылка скотча. Правда, пока еще непочатая.
