Даже когда он поет «оперным» голосом, или «цыганским», или «вертинским», смещая серьез до условности, – это беседа. Ведет «соло на трубе» без всякой дудки – беседа. Его конферанс – изысканная беседа. Музыканты любят с ним выступать, и нам, вплоть до галерки, видно – они тоже ловят каждый его жест.
И вот что главное – называя его фамильярно Вадей, зная насквозь бытовые его чудачества, угадывая с намека интонации его шуток, а многие анекдоты они вообще сочиняют с мужем моим Вовой у нас дома… – на сцене мы встречаем Артиста.
Приятельство оседает в глубинах души, неурядицы остаются за кулисами…
К рампе выходит Вадим Суховерхов!
Аплодисменты.
Итак, тринадцатое января. Концерт в преддверии православного нового года. Вадим подает очередной номер, высоко вскинув, как ударом хлыста, неизвестное имя.
– Встречайте!
Зал рукоплещет. Мы благосклонная публика.
На эстраде появляется российский менестрель с баяном. Забавно, необычно, что в народном костюме. Сейчас заголосит!..
Не сразу стало понятно, что он запел, а как бывает, зазвучит внутри что-то такое щемяще знакомое, и пробуешь голосом, чтобы получше вслушаться, влиться…
В общем, он спел две песни, коротко поклонился и ушел.
А мы остались «в своем состоянии», от растерянности даже небурно похлопали. Шпрехшталмейстер где-то там отвлекся в суетах, не встретил, чтоб вернуть, и уж потом вывел заново:
– Вы что же так скоро опустили?
И мы очнулись, зашептались:
– Как, как он его назвал?.. Евгений Иванович?..
– Ну тихо, дайте послушать…
И снова, словно эхо по холмам, возникновение песни. Он поет костромские напевы, плачи, воронежские, курские… Чуть трогает лады своей гармоники. Потом вовсе ее отставляет, сомкнутые руки близко к лицу, лицо непроницаемо, глаза прикрыты, рот отверст, льется, вольно льется голосовой поток, снизу его ласково поддерживает подбородок…
Никакого надрыва, выкликаний, наигрыша. Его не хочется назвать Лелем, несмотря на костюм с нелепой серебряной каймой. Голос высок, но не слащав, и вообще, он скорее показывает, чем исполняет. Хотя бередит, бередит какие-то древние, сокровенные слезы… Несколько слов о себе, – вот ходит, собирает песни, записывает… здесь проездом… пожалуй, и все.
После концерта фуршет. Артисты расслабляются, ну и кое-кто из приближенных, в том числе и мы с Вовой. Курим в сторонке. Подходит Евгений. Конечно, вопросы.
Откуда такой? Костромич? А сейчас двигаетесь от Хабаровска?..
Да, служил там. Окончил Гнесинку. Преподавал. Побывал с ансамблем в Японии, Китае, Америке.
И так вот ходите, собираете?.. На дорогах не обижают?..
Бог миловал. Если что, пою. Люди же понимают.
И скоро я замечаю: курильщиков целая компания набралась, и оказывается, это уже я рассказываю о своих бродяжествах, о том, как люди любопытны к путникам-странникам, зазывают их к себе, кормят, жадно выслушивают: а вдруг с ними правда?.. И делятся охотно всем, что сами знают, – вот пойдут, понесут, другим передадут… Ну, понятно, и легенды… Как-то раз на базарной площади в Киеве повстречались нам цыгане, что водили за собой, как медведя, слепого певца… и так далее.
Евгений кивает, соглашается, он достаточно вежлив.
Он уже в нормальном светском костюме, за столом почти не сидит, с удовольствием поет по первой просьбе, играет на фортепиано, романсы, пробует джаз, импровизирует. Однако он явно имел успех. Это надо ж, бросить все и пойти собирать!.. Что? Уговаривали остаться в Америке? Ну, конечно, как же нам без России!..
