Птаха отпустила его руку и взяла другую. Ее теплые пальцы были скользкими от мыла.
– Думаю, эти узоры что-то обозначают, – и она ткнула указательным пальцем в орнамент на браслете. – Может, если бы ты понимал, как ими пользоваться, то мог бы… ну, хотя бы стрелять огнем прямо из ладоней.
Хан решил, что скорее он начнет стрелять огнем из пятой точки.
– Как по мне, они смахивают на украшения, изготовленные племенем. Странно, что Иве про них толком ничего неизвестно, – произнес Хан. – А раз не знает она, не знает никто.
Наконец Птаха оставила эту тему. Ополоснула руки Хана и вытерла их подолом своей рубахи. Затем достала из кармана баночку, открыла крышку и начала втирать что-то вязкое и тягучее в серебряную поверхность браслетов.
Хан попытался отстраниться, но Птаха крепко держала его запястье.
– Что ты делаешь? – с подозрением спросил он.
– Эта штука чистит серебро, – ответила девушка.
Птаха протерла серебро рукавом рубахи, и оно ярко заблестело, а девушка нанесла средство на другой браслет. Хан перестал сопротивляться, хотя и продолжал нервничать.
– Ты придешь на мой день Именования? – осведомилась Птаха, не отрываясь от своего занятия.
Хан удивился.
– Конечно, раз уж ты приглашаешь.
Но разве он мог ответить по-другому? Как-никак Птаха была племянницей старейшины поселения Марисских Сосен, и потому родня девушки пользовалась большим уважением в племени. В честь ее совершеннолетия наверняка устроят праздник, и Хан с нетерпением его ждал.
Птаха быстро кивнула.
– Замечательно!
– Он будет через месяц, правильно? – Месяц был вечностью для Хана.
За это время может произойти все что угодно. Хан никогда не планировал больше, чем на день или два вперед.
Птаха снова кивнула.
– Мой шестнадцатый день Именования.
Она выпустила руки Хана и положила ладони себе на колени. Вытянула ноги, пошевелила пальцами и начала их разглядывать. На мизинце правой ноги сверкнуло серебряное колечко.
– Ты определилась с призванием? – спросил Хан.
Предполагалось, что до шестнадцатилетнего возраста юноши и девушки племени успевали обучиться различным навыкам – от выслеживания диких зверей и охоты на них до ткачества, работы с металлом, целительства и пения.
В шестнадцать они будто рождались заново – уже с призванием. Вот тогда и начиналась серьезная учеба. Каждый выбирал себе определенное занятие. Некоторые призвания могли озадачить жителей Долины, в особенности горожан. К примеру, сказитель, рассказывающий легенды, тоже должен был пройти долгое обучение.
Когда Хан осознал, что Птаха молчит, он повторил свой вопрос.
– Так ты определилась с призванием?
Птаха вскинула глаза на друга.
– Я собираюсь стать воином, – произнесла она и с вызовом посмотрела на Хана.
– Воином? – недоуменно повторил юноша и вдруг выпалил: – Что говорит по этому поводу Ива?
– Она не знает, – ответила Птаха, потирая пальцы ног о половик. – Ничего не говори ей, ладно?
Хан подумал, что Ива, конечно, расстроится. У нее не было дочери, и, вероятно, она хотела, чтобы Птаха пошла по ее стопам и стала старейшиной и целительницей. Но ведь Птаха никогда не отличалась состраданием.
– И сколько воинов необходимо Марисским Соснам? – ехидно спросил парень.
– Я собираюсь уйти в Демонаи, – ответила Птаха.
– Правда? – поразился Хан.
Значит, Птаха не шутит. Воинам Демонаи не было равных. Говорили, что они могли выживать в лесу неделями – на ветру, под дождем или палящим солнцем. Один воин Демонаи стоил ста солдат.
