– Ваше высочество, его величество принял сильное снотворное, он будет спать несколько часов. Как только государь вновь придет в себя, мы немедленно вас позовем.
Кивнув Линель вышел прочь из воняющих лечебными травами покоев. В кабинете на четвертом этаже угловой башни замка он наконец расслабился. Огромное мягкое кресло приняло вес тела, и Линель вытянулся в нем с закинутыми за голову руками. Впрочем, отдохнуть не пришлось.
– Как самочувствие вашего родителя? – мягкий вкрадчивый голос раздался почти над самым ухом, но Линель не вздрогнул.
Юный принц привык к выходкам Байярда – единственного человека, которого мог считать другом.
– Отвратительно. У него… эээ… горячка. Лекари, похоже, бессильны. А он только и думает, как бы увидеть Моэраля.
– Спрашивал про гонца?
– Спрашивал. Но что я ему скажу?
Байярд с удовлетворенной улыбкой отошел к окну. Друг и советник принца вовремя перехватил королевского вестника, и известие о болезни дядюшки не достигло племянника короля. Вот и хорошо. Хорошо также, что Линель не знает о судьбе гонца. Принц пока слишком молод, прямолинеен. Вероятно, даже такая простенькая интрига не придется ему по душе… лучше уж кто-нибудь другой позаботится о благе королевства. Например, Байярд. Только одно смущало – король уж слишком любил племянника… Настолько, что не успокоился бы, ограничившись гонцом…
От размышлений Байярда отвлек Линель:
– Как думаешь, почему король хочет видеть кузена?
– Не знаю, мой принц. Опасаюсь только, что дело тут не только в привязанностях. Прошу вас, будьте настороже.
– Что ты имеешь в виду? – изумился Линель.
«О, Боги, как ты наивен!» – подумал Байярд, но не успел ответить: дверь в покои принца растворилась, являя запыхавшегося слугу:
– Ваше высочество! Быстрее! Его величество отходит!
Линель вскочил, кресло, проехав по полу, врезалось в стену.
«Началось», – подумал Байярд, устремляясь вслед за принцем.
Таер не смог мирно отойти к Богам – Линель застал отца в страшных конвульсиях, корежащих тело. Несчастный король никого не узнавал – отбивался и от лекарей, и от сына с одинаковой силой, удивительной в иссохших членах. Спазм заставил зубы сжаться настолько крепко, что целители отчаялись влить в горло правителю хотя бы каплю сонного зелья.
Линель отошел от кровати и сел на стул, обхватив голову руками. Мысли прыгали стаей бешеных блох, минуты текли как часы.
Из задумчивости принца вывел дрожащий голос старшего придворного лекаря:
– Ваше величество…
Линель не сразу понял, что обращаются к нему – принца положено называть Высочеством. Подошел Байярд, цепко взял молодого короля за локоть, заставив подняться.
Его величество Таер первый был мертв.
У постели усопшего сгрудились шестеро советников короля, появления которых Линель не заметил, в том числе и Уолдер Молдлейт – лорд-председатель Совета. Тонкие паучьи пальцы лорда держали свиток.
Двери в покои стояли нараспашку, коридор наполняли люди. По спине Линеля почему-то потек холодный пот. Что-то в происходящем казалось неправильным, недопустимым.
– Его величество усопший король Таер Первый Сильвберн оставил завещание, и согласно законам нашего королевства и заветам предков, я оглашу его немедленно у постели умершего короля, – провозгласил Уолдер, разворачивая свиток. – Воля усопшего да будет незыблема.
Люди в спальне и коридоре прекратили шептаться, затихли. Одинокая муха, прекратив жужжание, уселась на подушку возле самого уха умершего. Лапки ее деловито потерлись друг о друга.
