Вардис почувствовал боль в глазах и моргнул. Когда он снова их открыл, то увидел над собой потолок. Над ним склонились люди: один с хорошо знакомым лицом, второй – молодая девушка, которой он не знал.
Он пришел в себя.
Его рука болела до сих пор, особенно сильно если приходилось ею пользоваться. Одеваться, например, держать щит, править конем. Но он был благодарен, благодарен этой боли, потому что она напоминала, каким дураком он был.
Лекарь сказал, что тревожить руку нельзя. Укус волка не внес в плоть человека заразы, человек сам сделал это, размяв подзажившую рану. Холод помешал быстрому загноению, но не спас Вардиса от горячки из-за попавшей в кровь дряни. Лорд Кантор две недели провалялся в постели, страдая от жара.
Он не запомнил, как пришел в себя в первый раз, помнил только ощущение чего-то потустороннего и пугающего, оставшегося позади, но никогда не забудет своего второго пробуждения. Тогда он долго убегал от кого-то, рыщущего во тьме, идущего по его следам. Потом он ощутил падение, а спустя мгновение почувствовал свое тело – все от и до, от кончиков волос до кончиков пальцев ног. Открыл глаза. Поверхность под щекой была белой, и он застонал в отчаянии, понимая, что это снег, белый снег, и он лежит на нем, на том бескрайнем поле, которое не сможет преодолеть. А потом он понял, что лежит на снегу совсем голый, и снег укрывает его, и снег этот… теплый. И рядом суетится девушка, красивая мягкая девушка, приятно пахнущая травами, и ее ласковые руки обтирают его приятной влажной губкой, и ее воркующий голос что-то говорит ему. Эта девушка навсегда стала одним из его самых любимых, самых важных для него воспоминаний, хотя он даже не узнал, как ее зовут. Это было совершенно ни к чему.
Лекарь настаивал, что Вардис должен лежать в постели до полного выздоровления, не беспокоя руку, но тот не послушался. Хватило уже тех долгих дней, когда он метался в бреду, терзаемый снами, которых не мог вспомнить. Дела королевства не могли ждать, да и к тому же, он сильно сомневался, что бездействие полезно для руки. Она должна была оставаться такой же крепкой и сильной как до ранения, поэтому ее следовало разрабатывать. Чем Вардис и занялся, едва лишь немного срослась израненная плоть. Поначалу сильная, с трудом переносимая боль чуть не заставила его отказаться от этой затеи, но лорду Кантора упрямства было не занимать, и несчастное тело смирилось. Рука болела, конечно, но повиновалась беспрекословно.
Лорд Орпу суетился над раненым Вардисом как клуша над цыпленком. Именно он первый переполошился, узнав, что Вардиса нет в замке, он же отправил на поиски несколько отрядов. Даже собственные вассалы Кантора не проявили такой прыти, и Вардис взял себе на заметку припомнить им это. С другой стороны, опасения Орпу были понятны – суровый король севера наверняка вынул бы из лорда душу, не выживи Вардис. По распоряжению Орпу к Моэралю отправили голубя с соответствующим известием, но имелись сомнения, что король получил письмо. Во всяком случае, ответа пока не было, а слуга с голубятни честно предупредил Вардиса, что зимой птицы часто гибнут от холода, и почта теряется.
Еще одно письмо ушло в Зубец, и Вардис провел немало неприятных минут, представляя, как ведет себя Далая, узнав о его состоянии. Очень хотелось надеяться, что не молит богов о его смерти…
Впрочем, от нее можно ожидать чего угодно.
