– Редкая вещь! – весело произнес Артур.
Он был обнажен до пояса, кожа его покрылась темными пятнами от прикосновений свинца. Артур собирался разрезать лист на полосы и выложить ими каменный водосточный желоб, по которому когда-то вода из источника текла во внутренние покои виллы.
– Римляне, уходя, забрали с собой весь свинец, – пояснил он, – и поэтому водопроводы разрушены. Нам надо вновь наладить работу в рудниках, заново возвести мосты, прорыть шлюзы и сообразить, как заставить саксов убраться назад, к себе домой. Работы здесь на всю человеческую жизнь, как ты думаешь?
– Да, лорд, – смущенно буркнул я и осторожно поинтересовался, зачем военачальнику заниматься починкой водопроводов. Днем должен был собраться совет, и я думал, что у Артура хватает забот с государственными делами, а он, казалось, больше всего на свете озабочен возней со свинцовым листом.
– Ты когда-нибудь резал свинец ножом? – спросил он. – Я хочу научиться этому. Знал ли ты, например, что ствол дерева, если его используешь как колонну, всегда нужно ставить толстым концом вверх?
– Нет, лорд.
– Видишь ли, в таком случае сырость не поднимается по колонне вверх и она не гниет. Вот такое знание мне по душе. Хорошее знание. От него мир начинает работать. – Он подмигнул мне и неожиданно спросил: – А как тебе нравится Овейн?
– Он хорош для меня, лорд, – сказал я, смущенный таким прямым вопросом.
– Он должен быть хорош с тобой, – нажал на последнее слово Артур. – Каждый военачальник зависит от того, какие у него люди.
– Но я предпочел бы служить тебе, лорд, – выпалил я с юношеской неосмотрительностью.
Он улыбнулся:
– Будешь, Дерфель, будешь. Со временем.
Он опять склонился над листом. Вдруг из убогого строения неподалеку донесся дикий вой. Это выл запертый Пеллинор. Артур выпрямился.
– Овейн говорит, что надо отослать беднягу Пелла на Остров Смерти. – Артур имел в виду место, где держали буйных сумасшедших. – Что ты думаешь об этом?
Запинаясь, я сказал, что Мерлин любил Пеллинора и хотел, чтобы тот оставался среди живых, а желания Мерлина, считал я, надо уважать. Артур слушал серьезно и даже, казалось, был благодарен мне за совет.
– Что ж, тогда Пеллинор может остаться здесь, – сказал он. – А теперь берись за другой конец. Поднимай!
На следующий день Линдинис опустел. Моргана и Нимуэ вернулись в Инис-Видрин, намереваясь заняться восстановлением Тора. Однако Нимуэ желала теперь только одного – мести Гундлеусу, возмездия, в котором ей было отказано. Артур со своими всадниками отправился на север, чтобы усилить войско Тевдрика на границе Гвента, а я оставался с Овейном, который расположился в большом зале Кар-Кадарна.
Я отныне считался воином, но этим плодоносным летом гораздо важнее было собрать урожай, поэтому на некоторое время пришлось отложить меч и идти на королевские поля помогать крестьянам жать рожь, ячмень и пшеницу. Работать нужно было серпом, его приходилось постоянно точить о брусок – деревянную чурку, которую сначала погружали в растопленное свиное сало, а потом обваливали в тонком песке, только после этого он делал грани острыми. Я был здоровым парнем, но постоянные наклоны и резкие движения руками и плечами поселили в спине постоянную ноющую боль. На Торе мне никогда не приходилось так много работать, но теперь я был уже не под крылышком Мерлина – я стал частью отряда сурового Овейна.
Мы собирали провеянное зерно и везли его на телегах с поля в Кар-Кадарн и Линдинис. Солома шла на починку крыш и набивку матрасов. За время работы я отрастил первую редкую бородку, эдакую золотистую клочковатую поросль, которой, однако, был очень горд. Все дни мы проводили в изнурительной работе на полях, а я еще должен был выкраивать два часа вечером на обучение военному делу. Хьюэл выучил меня хорошо, но Овейну этого было мало. Он хотел лучшего.
