Прежде чем она смогла ответить, он схватил ее за плечи и поцеловал.
В поцелуе не было ничего нежного или бережного. Его тело прижалось к ней, его руки крепко обхватили ее спину, как будто он боялся, что любимая может вырваться. Беатрис поднялась на цыпочки, впившись пальцами в его форму.
Когда они наконец отстранились друг от друга, оба тяжело дышали. Волосы Беатрис влажными прядями падали ей на лицо. Она подняла глаза и увидела тихую тоску в глазах Коннора. Он знал ее достаточно хорошо, чтобы понимать необычность происходящего: обычно она так не целовалась – с такой дикой, отчаянной страстью.
И знал, что это был поцелуй на прощание.
– Ты и правда собираешься замуж, – выдохнул он.
– Да, – кивнула Беатрис и поняла, что именно такой ответ дается невестой у алтаря, так обычно клянутся в вечной любви. И вот она стоит перед ним и произносит это слово, чтобы сказать: он должен оставить ее навсегда.
Коннор стиснул зубы и кивнул. Беатрис почти желала, чтобы он кричал, ругал ее. Гнев было бы намного легче перенести. Все было бы легче, чем это: понимание, как ему больно и что сама Беатрис тому виной.
– В таком случае, Ваше Величество, примите мою отставку. Я ухожу из вашей охраны. И на сей раз не вернусь.
Он сделал паузу, словно ждал, что она примется умолять его остаться, как уже делала раньше.
Беатрис ничего не сказала. Она не могла просить Коннора служить ей в качестве ее охранника, когда сама выходит замуж за Тедди.
Коннор мог согласиться. Но он заслуживал гораздо большего.
– Я понимаю. – К собственному удивлению, она говорила так, словно ничего не случилось, хотя ей было так больно – глубоко внутри, в пустом, одиноком уголке сердца, который она никогда никому не открывала.
Глаза Коннора встретились с ее, холодные, как горное озеро под серым небом.
– Пойду сообщу начальнику службы безопасности.
Беатрис было холодно, но ее блузка вымокла от пота, как будто у нее поднялась температура. Она неподвижно наблюдала, как Коннор повернулся и бросил последний взгляд через плечо.
– Прощай, Би.
Когда он ушел, Беатрис потерянно обошла стол отца. Она не плакала. Ей казалось, что ее чувства заледенели и она больше никогда ничего не почувствует.
Королева остановилась за отцовским стулом, положив руки на спинку. Она ни разу не сидела в нем раньше, даже когда они с близнецами пробирались сюда в детстве, крали лимонные конфеты из секретного ящика и вращали огромный глобус.
По какой-то причине сидеть за королевским столом казалось таким же запретным и кощунственным поступком, как залезть на монарший трон.
Беатрис медленно выдвинула стул и села.
– Мадемуазель Дейтон. – Французский посол изящно пододвинулся к ней, чтобы поприветствовать ее легким двойным поцелуем, по одному в каждую щеку. Он был красив и бесстыдно флиртовал; французы никогда не посылали в дипломатические миссии человека без обаяния.
– Bonsoir, Monsieur l’Ambassadeur[2]. – Она послала ему ослепительную улыбку, радуясь, что потрудилась выучить французский в старших классах.
Казалось, половина двора собралась на сегодняшнее мероприятие в Музее Джорджа и Элис, или G&A, как его все называли. В честь помолвки Беатрис и Тедди в музее открылась новая выставка под названием «Королевские свадьбы на протяжении веков».
Дафна посмотрела туда, где Джефферсон стоял рядом с Самантой. Он так и не подошел поздороваться. Если не считать краткого обмена репликами на Потомакских королевских гонках, Дафна не разговаривала с принцем с того дня в больнице – когда сидела там с ним, ожидая хороших новостей, которых так и не последовало.
