Джун... Не сказать, что она была несчастна В Огненном дракарате.
Отец, бесспорно, выделял из остальных наложниц и даже жен.
И недели не прошло, как Мичио Кинриу сделал послушную Джун своей седьмой женой. Причем, сбылось предсказание госпожи Митсуко: юная Джун (теперь уже госпожа Джун) стала любимой женой верховного предводителя Огненного дракарата.
Жизнь в гареме мне, наблюдающей со стороны, казалась скучной и однообразной. Наложницы - ненавидят, жены пакостят. Причем, в лицо все улыбаются, и от этих улыбок становится муторно на душе. Впрочем, с пакостями, как с мелкими вроде умыкнутой безделушки до крупных, вроде подкупа джошу и подливания ядовитых веществ в еду и питье (нет, ничего смертельно, максимум - рези в животе или жуткая крапивница на неделю), завистницам как-то не везло.
С первых же дней пребывания в гареме Джун взяла под крыло госпожа Митсуко. Властная, расчетливая, скорая на расправу и, по моему исключительному мнению и мнению Джун - единственная адекватная в этом курятнике.
В общем, если бы даже не все эти попытки пакостничества и интриги мамулечке вообще было бы скучно в доме отца. Впрочем, это я брюзжу. Это мне на ее месте было бы скучно.
А Джун… очень-очень, прямо в крайней степени, до боли, до розовых зайчиков перед глазами влюбилась в отца. Ощущая все, что чувствовала Джун, изнутри, и в то же время со стороны, я думала, что любовь ее к верховному предводителю какая-то слишком уж истовая и надрывная, словно заранее известно, что продлится она недолго.
Ночью снилась пронзительная синева неба. И рев золотой драконицы. Взмывая ввысь, она звала серебряного дракона.
5. Глава 5
Проснулась я с мыслью - сегодня, после занятий, наконец-то прольется свет на пророчество, о котором говорили ректоры в гробнице мэтра Ясуо.
Несмотря на то, что в скором времени получу искомое, настроения не было. Совершенно. Всю ночь я кружилась во сне драконицей Кинриу. Всю ночь звала свою пару, серебряного дракона Исама. А он не пришел. Может, не слышал?
Не знаю. Главное, я поняла - я безумно, просто до кончиков пальцев на ногах по нему соскучилась. И того, что было вчера на балу (при одном воспоминании о безумии за углом Пансионата Благородных Волшебниц бросало в жар) мне было мало, ничтожно мало.
И, что-то мне подсказывало, Исаму тоже.
Я хмуро взглянула на желтого дракончика на стене и поняла, что встала ни свет, ни заря.
- Зато на завтрак успею, - попыталась я как-то себя утешить.
Утешение было так-себе, учитывая, что в связи с ранним подъемом аппетита не было.
Когда вышла из душа и увидела Хоккайду, даже не удивилась. Лиса сидела на подоконнике и с аппетитом прихлебывала из кружки что-то горячее, судя по пару. Ноздри защекотал запах свежесваренного кофе и горячего молока, и я с удовольствием обнаружила, что над кружкой, которая стоит рядом с лисой, которую она, по всему видать, вытащила из моего шкафчика, поднимается пар.
Сделав первый глоток, я поприветствовала Хоккайду и принялась собираться.
О причине появления лисы гадать не приходилось: аккуратно сложенный золотой наряд висит, перекинутый через спинку стула.
Пока я собиралась, кицунэ успела рассказать обо всех, с кем танцевала вчера, а также о тех, с кем танцевала Ликерия, и что охотница, как всегда, много о себе возомнила, а у грифонов, сейчас, кстати, маховые перья линяют...
Одно их таких перьев было мне тотчас продемонстрировано. До этого оно тихонечко прислонившись к стене, стояло.
