Я попыталась сказать, что мне плевать, и я совсем не стеснительная, но смогла издать невнятное «м-м-м». И зачем только я переодевалась в форменное платье, если сейчас надо раздеться и бросить его в корзину для белья?
– Ты была в кабинете Эржбет, да? Нельзя пить джин в кабинете Эржбет. Это всегда заканчивается вот так. Ничего, завтра все пройдет, ложись.
Опустившись на подушку, я почувствовала облегчение, будто закончила интенсивную тренировку. Сердце колотилось с бешеной скоростью. Тоскливо подумав, что если то, что подмешала в джин Эржбет вдруг вызовет у меня тахикардию или какой-нибудь гипертонический криз, меня вряд ли кто-то будет спасать.
А Дилан наверняка найдет себе новую дурочку.
Мои соседки быстро уснули, а мне мешали «вертолеты». Голова кружилась при каждой смене положения, будто я выпила не пару глотков, а всю ночь кутила с компании текилы! Наверное, так себя чувствовали посетители папиного бара, когда увлекались коктейлями и потом жаловались, что их укачивает при виде моря.
Море… папа. Мне снова стало грустно при мысли о нем. Я старалась не расплакаться, но все равно несколько раз всхлипнула, надеясь, что соседки уже спят и не услышат. Несмотря на адскую слабость, я долго смотрела в потолок, не спеша отключаться. В глубине души еще теплилась надежда, что завтра я открою глаза в нашем трейлере и за утренней уборкой перескажу папе странный сон.
О другом мире, полном солнечного света, о белых орлах, парящих над академиями-близнецами, о бассейне, полном облаков. О принце-предателе, растоптавшем мою первую любовь и о мрачном особняке, скрытом и от солнечного света и от понятий добра и порядочности. Об академии, в подвале которой страдает рыжеволосая юная девушка. О тюрьме, из которой мне только предстоит убежать.
Уже засыпая, я вдруг почувствовала приятный летний ветерок – окно в спальне было открыто. Балансируя на краю между сном и явью, я вдруг совершенно четко услышала:
–Лу́на…
Мгновенно протрезвев, я вскочила на постели. Но четыре девушки-соседки крепко спали, а за окном царила совершенная тишина.
***
Бренн Фаренгейт ненавидел счастливые концовки за лицемерие. Всегда есть тот, для кого концовка совсем несчастливая, иначе, Гелиос подери, это не книга, а дерьмо. Герои победили злодеев, и вернули миру солнце, но для кого-то путь окончен, для кого-то конец совсем не счастливый, но…
Всем плевать.
Он ненавидел счастливые концы за то, что, в отличие от большинства, не умел отмахиваться от второстепенных никому не интересных трагедий и радоваться на руинах чужих судеб. Может, это потому что Бренн и сам был второстепенным героем, на трагедию которого всем было плевать.
Самое кровоточащее воспоминание – последний вздох невесты под грохот праздничного фейерверка.
Станешь тут приятным человеком.
Эржбет влетела в кабинет, готовая метать молнии. «Хорошо, что она рассветница», – подумал Бренн. Сейчас у Эржбет не было магии. На то и расчет.
– Что ты здесь делаешь, Бренн? Я надеялась, ты забудешь о моем существовании, как и обещал.
– Я уже ответил на этот вопрос, Эржбет. Я здесь, чтобы внести залог за идеальную.
– Ты не получишь девушку! – отрезала она.
– Это не тебе решать.
Эржбет никогда не отличалась сдержанностью, она умела играть холодную стерву только перед своими воспитанницами. Бренн знал, что один его вид выводит ее из себя, и предпочел бы не бередить старые раны. Но ему нужна идеальная. Сейчас или никогда.
