Королева под снегом - страница 13

– Что наш прикид? Насколько я помню, когда на тебя напали, наш прикид тебя не смущал. Мы хороши, чтобы спасти тебя от ублюдков, а потом бай-бай, валите восвояси, так? Мы портим картину? Тебе не нравится куртка моего старика? Ты будешь меня учить, как мне одеваться? Давай дальше, если на то пошло, ты уже почти обозвала меня расистом, хотя даже не знаешь, кто я.

Элиот перевел дыхание, сам удивившись посыпавшимся как горох словам. Он уже злился на себя, но увидел, что она дрогнула, и новая волна гнева затопила его, прорвав последнюю плотину.

Он ткнул пальцем, словно нанося последний удар, жестоко, злобно.

– И не вздумай больше учить меня насчет Фергюса, слышишь? Ты не стоишь его мизинца. Он чуть не попал под автобус, так спешил к тебе на помощь, и, честно говоря, не стоило. Мещаночка, вот ты кто!

«Хорошо припечатал», – подумал мужчина с газетой – даже его достали разбушевавшиеся страсти. Отвлекшись от хроники боксерского матча в Манчестере, он прислушался, чтобы проникнуть за кулисы их ссоры тайным зрителем. Рефлекс и удар у этого парня что надо. Всё равно что прямой в челюсть. Точное попадание! Такой удар заслуживает ответа того же калибра. Он покосился на девушку, прикидывая возможности ее реакции. Та же категория, руки покороче, вес не тот. Не уверена в себе, но импульсивна и может быть жестокой, если ее достать. Она получила по полной, переваривает, но еще не в нокауте. Интенсивная атака, самозащиты ноль, и не надо забывать, что она начала первая… Да и высоко задрала планку, фактически назвав его хулиганом.

Что она скажет? Что сделает? Как ответит? Хорошей затрещиной? Как знать…

Ничего. Она не ответила ничего. Глухо, как в танке. Он вскочил – выходить, – свернув газету. Мальчонка в военной куртке выиграл по очкам в первом же раунде. «Сегодняшней молодежи пороху не хватает, – думал мужчина, ускоряя шаг. – Годятся разве что для рубрики „Кроссворды“, да и то…»

Сэм для вида рылась в рюкзаке, а Элиот смотрел ей прямо в лицо. Она уступила место молодой матери с маленькой девочкой и понуро присоединилась к толпе у дверей. Поезд остановился, двери разъехались. Проталкиваясь между людьми, начавшими выходить, Сэм вернулась: ее вдруг загрызла совесть. Нагнувшись, она ласково коснулась кончиками пальцев щеки юноши. Невероятно медленным был этот жест против течения, когда поток уже уносил ее. Решительно, не все люди живут в одном пространстве-времени.

– Прощай, Элиот. Ты был прав насчет Фергюса, я не стою его мизинца. Я вообще не стою ничьего мизинца.

Элиот уклонился, отвернув голову. Он не сделал ни единого движения, чтобы удержать ее. Но когда двери закрылись и она смешалась с потоком пассажиров, когда он увидел ее кудри, танцующие среди безымянного стада, и вдруг понял, что не увидит ее, наверно, больше никогда – это «никогда» резануло бесповоротно, как лезвие ножа, – горький ком поднялся из глубины его нутра. Он дал волю слезам, не обращая внимания на насмешливые или жалостливые взгляды, бесстыдно, не сдерживаясь, сам по себе.

Маленькая девочка, удивившись, склонилась в его сторону, и ее рот нарисовал идеальное О на личике китайской куклы.

– Почему он плачет?

– Ничего, милая, это взрослые дела, – ответила мать с ноткой грусти, – он влюблен…

Девочка повернулась к ней, ожидая продолжения.

– …но сам этого не знает, – заключила мама и крепко обняла ее.

Сэм пересела на Северную линию и поехала в Камден-Таун. Выйдя со станции, она плотнее запахнула воротник ветровки. Снег всё шел. В кафе за витринами новостные программы телевидения показывали нон-стоп лыжников и детей на санках на холмах Гринвича и в Примроуз-Хилл. Она старалась идти быстро, чтобы согреться, но ее била неудержимая дрожь. Холод проникал спереди и сзади, морозил пальцы и леденил сердце. Фасады были украшены немыслимыми рекламными скульптурами, голова слона торчала из муляжа индийского дворца, красовались готические героини в полном макияже и гигантские туфли на фоне английского флага, висел на кирпичной стене дракон, его длинный язык тянулся к прохожим. Ярмарочное гулянье за полярным кругом. Исходившее от него фальшивое веселье окончательно деморализовало ее, вышедшую не вполне невредимой из страшной игры в войнушку.