Королева ромкома - страница 6

Смешки стали громче.

– «А порядок слабо поддерживать?» – поинтересовалась она. Раздавать советы – это ее тема.

Меня снова окатило волной смеха, и я сделала глоток из стакана. Этот прием позволял оттягивать момент, а также нагнетать напряжение. Все дело тут в контроле: контроле над собой и над залом, который не осознает это. Комик – водитель, и публика должна пребывать в убеждении, что автобус не рухнет с обрыва. Тем вечером голова у меня была легкой, сердце билось в нормальном ритме и мы со зрителями вели разговор. Зависали в баре и радовались встрече, как старые друзья.

Я указала большим пальцем себе за спину на воображаемую мышь.

– Она называет меня грязнулей из-за пары неубранных коробок. А сама гадит в моем шкафу.

Еще один взрыв смеха отозвался выбросом дофамина. Привет, дружище.

– Коробки не помещались в мусорный контейнер, поэтому пришлось их разделать. Вооружиться кухонным ножом и порубить в капусту. Картонная пыль была повсюду, руки и спину ломило: я орудовала ножом целый час, и знаете что? Если серийным убийцам для сокрытия своих преступлений приходится делать что-то подобное…

Пауза. Публика выжидательно насторожилась.

– …это заслуживает УВАЖЕНИЯ.

Мое лицо выражало нескрываемое благоговение. Снова взрыв смеха, и я сделала еще один глоток.

– Это тяжелый труд, после которого остается адский бардак, так что, если чуваки готовы на это пойти, не нужно им мешать. Они это заслужили.

Мне на щеку упала капля. Я поморщилась и, вытирая ее, украдкой подняла взгляд. Разве сантехник не приходил недавно? По потолку расплывалось новое темное пятно.

Другая капля шлепнулась мне на лоб, и я отошла влево. Надо будет сказать Оскару.

– У кого-нибудь из вас есть в родне сваха? – Несколько смешков и кивков. – Мои вам соболезнования.

Очередная капля среди взрыва хохота. Прямо поперек темного пятна обозначилась трещина. Я снова отступила на шаг и угодила в натекшую лужу. Боже, помещение приходит в упадок прямо на глазах.

За динамиком замигала красная лампочка – обычно это был сигнал об окончании сета, но, судя по таймеру на телефоне, с тех пор как я поднялась на сцену, прошло всего четыре минуты. А мое выступление длилось десять, поэтому я проигнорировала лампочку. Вероятно, Оскар случайно прислонился к выключателю или что-то в этом роде.

«Сосредоточься», – сказала я себе. И, сконцентрировавшись за долю секунды, услышала ерзанье в зале, позвякивание льда в стаканах, чей-то кашель и движение стула. В воздухе витал кислый пивной запах. Сцена поскрипывала под моими кроссовками, ладонь ощущала твердый пластик микрофона.

– Я была на похоронах бабушки, и тут ко мне подходит какая-то женщина и говорит: «Примите мои соболезнования. Вы, кстати, не замужем?»

Смешки. Капли западали чаще, тихо шлепая об пол. Половина публики наблюдала за капелью. Черт, она отвлекала даже меня.

Краем глаза я уловила движение сбоку сцены. Там, скрестив руки на груди, стоял Хренобород и с хмурым видом посматривал на потолок. Наши взгляды встретились – он мотнул головой, типа, «вали со сцены».

– Так вот,– сказала я в микрофон, игнорируя его. Сосредоточься, черт возьми. – Она и говорит: «Мой сын законченный трудоголик, ему нужна жена».

Откуда-то сверху послышался треск, и зрители подняли глаза. Я потеряла их внимание, полностью утратила контроль над ситуацией, и наш автобус летел вниз с обрыва.

Хренобород нахмурился сильнее.