Демьян после завтрака пригласил их в свой кабинет и еще раз принес извинения за то, что не поставил королеву Рудлога в известность о появлении Полины. И Василина, величественно склонив голову, приняла их. Она вообще не умела долго сердиться, его мягкая жена, но Мариан уже замечал, как меняется она на публике, как становится более твердой, властной. Кровь брала свое.
Однако в семье, рядом с ним, Василина оставалась его маленькой и нуждающейся в заботе принцессой. И иногда — маленькой и нуждающейся в поддержке королевой. К его счастью.
Мариан снова вернулся мыслями к утреннему происшествию. Бермонт подробно рассказал про поиски Полины, а в конце передал слова темного. О том, что ему нужна или подвеска, или кровь Рудлогов.
— А можно посмотреть на подвеску? — попросила Василина. — Хотелось бы понять, что в ней такого.
— Конечно, — Демьян снял цепочку с шеи, протянул ей. — Только к камню не прикасайся, это фамильная вещь, неизвестно, как на тебя среагирует.
Королева Рудлога кивнула и осторожно взялась за цепочку. Камень был почти непрозрачный, блестящий жирным глянцем, и будто светился изнутри, мерцая кроваво-красными и темно-лиловыми в черноту, как последние закатные облака на фоне наступившей ночи, прожилками.
— Странно, — сказала Василина, — у меня такое ощущение, будто кто-то из семьи рядом… очень сильная вещь…
Она прикрыла глаза и вдруг дернулась, с ней вместе дернулся и Мариан, вскочил, наблюдая, как закатываются глаза у супруги, как ее трясет.
— Не трогай ее! — резко крикнул Бермонт. Байдек зарычал, и король зарычал в ответ, останавливая его. Но барон не сдавался, двигаясь вперед, к жене, преодолевая ломающий волю приказ.
— Я слышу голоса, — говорила Василина с трудом, и от ее пронизанного болью голоса Мариана выкручивало и тоже трясло, — крики, и мелодию или длинный крик, который за века сложился в музыку… был бой или война двоих… и женщина кричит… нет надежды, нет! Нет надежды! — вдруг взвизгнула, закричала оглушительно не своим голосом и заплакала, завыла, словно убитая горем вдова. — Нет! Надежды! Что же вы наделали! Как нам все исправить!!!
— Не смей, — рычал Бермонт, показывая клыки, — нельзя!
Мариан двигался вперед — шаг, второй, — пока его жена выла, раскачивалась, и камень подвески качался вместе с ней. Демьян прыгнул на принца-консорта, прижал к полу, оскалился ему в лицо:
— Брат! Нельзя! Верь мне, убьешь ее, если остановишь! Не вернется! Надо, чтобы сама!
— Ложь порождает ревность, ревность порождает ненависть, — говорила королева чужим горьким голосом, — ненависть порождает месть, месть порождает войну. Сколько войн вам понадобится, чтобы заполнить эту пустоту? Сколько войн принесет он, чтобы вернуться? Разве я буду с кем-то из вас вместо него? Безумцы!
Байдек уже был на грани оборота, когда Василина устало и обреченно выдохнула:
— Что заперто кровью, то кровью и откроется. Так я сказала. Обет даю на века.
Подвеска выпала из ее руки, и Бермонт, невероятно быстро метнувшись к королеве, подхватил фамильную реликвию и вернулся на свое место как ни в чем не бывало. Василина с закрытыми глазами медленно падала из кресла вперед, и Мариан бросился к ней, придержал, обнял, мечтая только об одном — увести ее отсюда. Нет, сначала убить короля дружественной державы, а потом увести.
— Не смотри на меня так, брат, — невозмутимо сказал Бермонт, — я понятия не имел, что нахождение рядом с Лунным глазом так подействует на нее. Мне, чтобы открылся дар прорицания, нужен настой из травы гаммары и ночь в храме рядом с Глазом, а тут вот как… не рычи… я сильнее… говорю, не знал. Прости.
