Сестра тяжело дышала, пытаясь обуздать стихию, и с болью смотрела на меня, а я чувствовала подступающие горькие слезы — от того, что не случилось, от того, что мне тоже больно, от того, что мне не хватает сил остановиться, и вся эта ситуация никак не разрешима.
Из-под столика вдруг испуганно тявкнул щенок, я оглянулась — в голове словно щелкнул выключатель, — и ноги ослабели, и я осела на пол. Бобби, переваливаясь, подбежал ко мне, плачуще жалуясь на то, как он испугался ветра и криков. Дурацкий красный бант все еще был на нем, и я взяла щенка на руки, всхлипнула и начала реветь.
Сестра была права, но мне было все равно.
— Мариш, — сказала Вася беспомощно и, приблизившись, села рядом со мной на пол, осторожно положила руку на плечо, — ну что же ты не сказала, что все еще не отошла от него? Ты его любишь?
— А что такое любовь, Васюш? — спросила я, не поднимая глаз. Сила ушла, резко захотелось спать. — Если как у тебя с Марианом, то, наверное, не люблю. Но я как больная хожу после каждой встречи с ним. Не знаю, Вась, не знаю я. Хочу понять, понимаешь? Что мне делать?
Василина молчала и хмурилась.
— Он мне не нравится, — призналась королева со вздохом, — хоть я и признаю его достоинства и верность короне. Но он сделал тебе больно. Ты, может, его и простила, да я не могу. Да и что ты знаешь о нем, Марин?
Я покачала головой, уткнувшись носом в тихого, настороженного косолапика. Ничего я не знаю. Как понять, что из рассказов Люка о себе было правдой, а что ложью? Хотя нет, кое-что я знаю. Мне плохо без него. Я веселюсь, гуляю, работаю — и безумно тоскую по его голосу, по иронии, по взгляду, от которого я так остро чувствую мир.
— Прежде всего нужно дождаться возвращения Ани, Марин, — сказала Василина твердо, так и не услышав моего ответа, — и надеяться, что помолвка будет расторгнута. А что делать… Я бы сказала: забудь о Кембритче, хватайся за Мартина — он никогда не заставлял тебя плакать. Но я не могу решать за тебя. Об одном прошу: не спеши. Разберись в себе. Если вам, — она снова вздохнула, будто заставляя себя произносить эти слова, — суждено быть вместе, то вы будете. Но готова ли ты отдать себя и свою силу за несколько ночей? Дать ему кровь Рудлогов без брака? Достоин ли он этого?
Я взглянула на нее, и она прочла ответ в моих глазах. Погладила меня по голове, улыбнулась тревожно.
— Запрет на приезд в Рудлог я отменять не буду, — произнесла сестра ровно, — но если я правильно все поняла про Кембритча и если ты ему действительно нужна, Марина, то его это не остановит.
Мариан Байдек, договорив с гвардейцами, которые несли караул в Семейном крыле, направился к покоям принцессы Марины за супругой. Он проводил Василину с приема — ей показалось, что сестра была чересчур бледна и нервозна, — и заодно планировал заглянуть вместе с женой к детям, посмотреть, как проходит знакомство маленьких мужчин и огромных щенят.
Мариану оставалось шагов двадцать до двери, когда та распахнулась, и из комнат третьей Рудлог вышел странно собранный и резкий Кембритч. Остановился, увидев Байдека, дернул головой и поклонился. Настораживающе сдержанно.
— Ваше высочество, — а вот взгляд у него был тяжелый, будто пьяный, и голос сиплый, затрудненный, словно он выталкивал из себя слова, — простите за дерзость, но там сейчас, похоже, чисто женский разговор начался. Мне пришлось удалиться, увы. Думаю, не стоит им мешать.
