Я стиснула виски похолодевшими пальцами. Зажмурилась до рези в глазах, борясь с искушением, со жгучим стремлением впитать чужую силу. Грудь распирало, колени подгибались. Из горла рвался не то стон, не то хрип.
Краем сознания уловила, как Норрен брезгливо скривился. С явным трудом подавил всплеск ауры, отозвал разлитую мощь.
– Вот видите, господа, – процедил он. – Чудовище внутри уже пробудилось. Жаждет, тянет поводья. Того и гляди сорвется с цепи, учинит кровавую баню.
Его губы исказила безжалостная усмешка.
– Только покаяние и смирение перед своей природой дадут ей шанс на искупление. Шанс обрести цель и смысл своего проклятого существования.
Он сделал шаг ко мне, нависая всем своим грозным величием.
– Ты можешь стать нашим величайшим оружием, акайра. Кошмаром для врагов Ордена, погибелью для скверных демонов. Каждая капля поглощенной тобой мерзости станет служить благому делу.
Его слова обрушились на меня, будто удары молота. Я содрогнулась всем телом, чувствуя, как от лица отхлынула кровь.
– Ты рождена, чтобы уничтожать зло, – неумолимо продолжал Эйрик. – Всю свою жизнь ты будешь вбирать в себя чужую скверну, служа очищающим пламенем для человечества. И это искупит твою порочную суть.
Он склонился ко мне, обдавая жарким дыханием. В черных глазах плескалось зло.
– Прими свою истинную природу, акайра. Прими и смирись. Только так ты обретешь прощение за то, чем являешься. За ту мерзость, что несешь в себе.
Меня затрясло. Внутренности скрутило болезненным спазмом. Гордость, отчаянное желание оставаться человеком вопили, молили не поддаваться. Не становиться тем чудовищем, которое хочет сотворить из меня Орден.
Но в то же время проклятая пустота внутри отзывалась на его слова. Ликовала, предвкушая безграничную власть и насыщение. Нашептывала, что в служении злу против зла есть своя извращенная логика.
Терзаемая противоречиями, я стиснула голову руками. По щекам безудержно текли слезы. Я чувствовала, что схожу с ума, мечусь между долгом и желанием, между человечностью и демонической сутью.
Но даже в этом безумии, в этой агонии раздирающих душу метаний, в сознании билась одна-единственная мысль. Ник. Я должна спасти его. Вырвать из лап тьмы, не дать забыть, кто он есть на самом деле. Это стремление, эта неистовая решимость стала якорем, за который я отчаянно цеплялась, чтобы не утонуть в беспросветном мраке.
Образ Ника, настоящего Ника, каким он был до всего этого кошмара – вот что удерживало меня на краю. Не позволяло окончательно слететь с катушек, поддаться искушению принять свою темную природу. Я должна сражаться. Должна бороться из последних сил – ради него, ради нас обоих.
Эйрик что-то говорил, но слова его долетали будто сквозь толщу воды. Реальность дробилась, плыла перед глазами. Но мысль о Нике, отчаянная надежда, была единственным светом во тьме, единственной соломинкой спасения.
И я поклялась себе, что не сдамся. Вырвусь отсюда, чего бы мне это ни стоило. Найду его и верну к свету. Вопреки Ордену, вопреки целому миру – мы будем вместе. Такие, какими и должны быть – живые, настоящие, любящие.
– Довольно слов, – донесся будто издалека голос Эйрика. – Уводи ее. Пусть до утра поразмыслит над своим предназначением. А там посмотрим, хватит ли твари рассудка покориться неизбежному.
Дальше все поглотила мутная пелена. Меня куда-то вели, тащили, швырнули на жесткий пол. Лязгнул засов, по стенам заметались всполохи факелов.
