Королевы бандитов - страница 28

, чтобы почаще слушать передачи о природе). Печенье и томатные чипсы казались ей идеальным ужином, а отсутствие детей ее не печалило, потому что детей она никогда особенно не любила. Хотя не исключено, что в последнем случае она себя обманывала, выдавая невозможность получить желаемое за иллюзию осознанного выбора, то есть хаяла то, до чего, как в басне про лису и виноград, не могла дотянуться. Так или иначе, зелен был виноград или восхитительно спел, Гита предпочитала другие фрукты. Социальная среда, а не собственные склонности, внушила ей когда-то, что она хочет детей, а Рамеш, обвинявший жену в неспособности стать матерью, в конце концов избавил ее от давления стереотипов.

Гита положила мангалсутру обратно в шкатулку. Она была солидарна с Королевой бандитов, высказавшей неутешительное мнение о браке: «Ожерелье, которое жених надевает на шею невесте, ничем не лучше веревки, которой козу привязывают к дереву, лишая свободы».

Однажды Гита прочитала или услышала где-то такое определение свободы: это возможность человека самостоятельно распоряжаться тем, что ему дано. Собственной свободой она воспользовалась, чтобы начать свое дело. И пусть ей никогда не дорасти до уровня крупного бизнеса, фирма «Гита’с Дизайнз» появилась только благодаря ее таланту и умению планировать, что в глазах кредитного инспектора возводило ее в ранг entrepreneur[39].

Но всех французских слов в мире не хватило бы на то, чтобы опровергнуть непреложный факт: она успешна и самостоятельна ровно настолько, насколько ей позволяют быть таковой окружающие из числа представителей мужского пола. Как недавно продемонстрировал Самир, мужчине даже не нужно быть твоим мужем, чтобы испортить тебе жизнь. Со стороны микрокредиторов было весьма любезно повысить абла нари[40] до нари шакти[41]. Это было достижение, одновременно блистательное и бесполезное, потому что микрокредиторы уходят и приходят, а женщины остаются, и удел их вечен – терпеть. И как бы кто ни называл нари – «слабой» или «сильной», – она оставалась всего лишь женщиной.

Гита снова подошла к пакетам с тхаррой. За всю жизнь ее губ не коснулась ни одна капля алкоголя, но было любопытно, из-за чего весь сыр-бор. Рамеш променял ее на алкоголь. Ради алкоголя Самир был готов причинить ей вред.

Случайно услышанные угрозы Самира в ее адрес напомнили ей, как она уязвима. Поэтому, когда раздался стук в дверь, Гита подскочила на месте, выронив пакет с тхаррой – он шлепнулся на стол с тихим плеском.

Но за дверью она увидела не Самира и даже не Фарах – на земле у нижней ступеньки стоял Карем. То есть он поднялся на крыльцо, постучал и спустился обратно. Это был знак уважения к ее частному пространству, который Гита оценила, но виду не подала.

– Что нужно? – спросила она.

– Я… Мне надо съездить в Кохру завтра утром. За товаром.

– В смысле за бухлом?

Он вздохнул:

– Да. Хочешь поехать со мной?

– С чего бы?

– Ты сказала, что пойдешь до Кохры пешком, а я предлагаю тебе бесплатную поездку – договорился с приятелем, чтобы он меня подбросил на грузовике.

Гита подавила порыв сразу отшить его и обдумала предложение. Карем явно пытался как-то загладить свою вину перед ней – на это ей было наплевать, зато поездка на грузовике сильно сэкономит ей время и можно будет забежать в магазин бытовой техники, чтобы взглянуть на холодильники.

Она медлила с ответом, и улыбка на губах Карема постепенно становилась какой-то нервной и кривоватой.