Жители Майахрамо не были воинственным племенем. И хотя мужчины их были сильными и храбрыми, эти сила и храбрость помогали им не в боях, но в ежедневной борьбе с природой за жизнь. Применять их в войне им приходилось столь редко, что воинами в полноценном смысле этого слова назвать их было никак нельзя. Последняя междоусобная война, в которой принимали участие мужчины Майахрамо случилась в детстве Ажи. Она едва запомнила те дни. Стычки продолжали несколько недель, и в конце концов все закончилось так же стремительно, как и началось. Королева уже не помнила из-за чего тогда началась война с соседними племенами, а может быть и не знала вовсе. Зачем рассказывать о таком маленькой девочке? Помнила Ажа лишь то, что женщины тогда много и чаще обычного плакали, а также одну стену многих домов выкрашивали в белый цвет – цвет смерти – практически каждый день.
Свои дома рыбаки строили близко к берегу и близко друг к другу. Строили их из прочного дерева. Все они были низкие, одноэтажные. Зачем вообще может понадобиться второй этаж? Если нужно сохранить что-то объёмное, большое – для этого существуют склады и специальные амбары. Если у тебя большая семья – пусть она построит второй дом. В этом же весь смысл: в расширении и развитии. Цветок должен расти.
Вообще, отмечала иногда королева, вода во многом влияет на ум и чувства тех, кто живет подле нее. Тот, кто кормится с воды, зачастую стремится к некой тесноте и узости во всем. Ширина водной глади, объем темной жидкости под днищем лодки – это становится для человека примером того, что такое величие, размах, значительность. И рыбак редко желает такого же размаха и величия у себя дома, под крышей. Нет-нет, он скорее стремится к уюту, теплоте, даже тесноте. В лодке, окруженный со всех сторон водой, а сверху накрытый бескрайним небом, он проводит большую часть дня. Возвращаясь на берег и заходя домой, ему приятно чувствовать близость людей и предметов, приятно задевать их руками и одеждой, приятно чувствовать, что практически все, чем он владеет – вот оно, здесь, на расстоянии вытянутой руки, и за ним не придется нырять, не придется забрасывать сеть и ждать, окруженный слишком великой стихией, чтобы владеть им.
Ажа это очень хорошо понимала. Ага рассказал ей об этом когда-то, и она благодарно приняла это наблюдение, это знание. Ага часто говорил с ней на такие темы, предпочитая избегать разговоров о реальных делах. Ажа не знала почему. Много лет назад их отношения изменились, и с тех пор уже не стали прежними. Ага старательно делал вид, что все идет своим чередом. Хотя, думала Ажа иногда, вдруг он на самом деле просто живет дальше, как раньше? Он ведь мужчина. Ага изменил своей Аже, своей королеве. Изменил, будучи в гостях у чужого племени. Когда она об этом узнала, она не стала рассказывать об этом Аге, не стала винить его. Она не знала на самом деле, как себя вести, и предпочла не вести себя никак, точнее попыталась ничего не делать и не показывать. Но Ага заметил, – конечно, он заметил, ведь он ее так хорошо знал. Тогда он сам ей все рассказал. И королева простила его. Вождь принял прощение, безусловно, как нечто само собой разумеющееся. Он не просил об этом, он этого ожидал о нее, так же как от рыбака ожидают, что он вернется с рыбалки с рыбой, а не с тушей оленя. Но в глубине души, Ажа хранила обиду. Обида эта стерлась от времени, как камень под напором воды. Но так же, как камень, пусть и гладкий, уже не способный нанести увечья неосторожной ноге, никуда не девается, так и обида королевы не исчезла до конца.
