Бывший учитель Дима Пельцер из Харькова опустил отбойный молоток на камни и, выпрямившись, вытер потный лоб рукавом полосатой робы. Нестерпимо ныли спина и кисти рук. В глазах замелькали тысячи маленьких белых светлячков, это стало для Пельцера уже привычным явлением и предвещало потерю сознания. Однажды он упал в обморок, выйдя из штольни на свежий воздух – слишком глубоко вдохнул легкими альпийский кислород после удушающей каменной пыли, что летела из-под отбойных молотков. Эсэсовцев, к счастью, рядом не было, и Дима остался жив. Земляк Вовка Соловьев быстро привел учителя в чувство, приложив к его вискам пригоршню холодного снега.
– Что, худо? – перекрикивая рев инструментов, спросил Пельцера Соколов.
Тот кивнул.
– Посиди малость, перекури, пока цыгана нет! А то совсем бледный… Эй! – крикнул номер 9009-й, обращаясь к товарищам, что были ближе к выходу. – Предупредите, если появится кто!
Пельцер присел на большой камень, вытащил из кармана брикетик табака, достал кусок предусмотрительно прихваченной бумаги, спички. Свернул самокрутку. Он с наслаждением затянулся, закрыл глаза. Руки дрожали, слабость и боль от них, казалось, передавались вверх, по всему телу. Табачный дым медленно начал прогонять щемящую тоску, что гнездилась где-то рядом с сердцем. Диме часто хотелось плакать, но усилием воли он сдерживался, чтобы не зарыдать. В такие минуты он вспоминал детишек из своего второго «А», которым строго внушал, что они уже большие и плакс никто в классе уважать не будет. Пельцер отчетливо помнил их лица, все до единого, он очень любил свою работу, и дети, чувствуя это, боготворили классного руководителя.
– Атас! – хриплый выкрик, донесшийся с начала туннеля, разрушил задумчивую идиллию харьковского учителя. Он торопливо вскочил, мгновенно затоптал окурок и схватил отбойный молоток.
– Рррррррррррыыкккк! – каменная порода медленно отступала под напором стали. Узник бросил взгляд в сторону света. Знакомая обезьянья фигура капо с неизменной палкой в правой руке маячила в нескольких метрах. Сегодня заключенные расширяли тоннель, пробитый две недели назад. Вагонетки сновали взад вперед, вывозя отработанную породу из штольни.
Цыган медленно прошелся по шпалам рельс до места, где они обрывались, внимательно следя за людьми из девятого барака. Примерно раз в два-три часа в шахту заходил немец-инженер, осматривал своды штольни, давал указания. Наведывались иногда и эсэсовцы, но ненадолго – густая пыль отпугивала их. Заключенные дышали сквозь марлевые повязки, к концу 11-часового рабочего дня они кардинально меняли цвет, превращаясь из белых в черные.
Огромная гора медленно, но верно, отступала перед людским напором, отдавая день за днем свои кубические метры. Узники давно догадались, что строят какой-то важный объект, скорее всего – подземный завод, который будет невозможно разбомбить с воздуха.
– Рррррррррррхххх! – камни сыплются вниз, иной раз больно задевая ноги. – Зззззззззззззыыы!
«Когда же это кончится? Господи! Когда ты прекратишь наши муки!? Опять появились белые точки… Быть может, умереть… лучше умереть и больше не испытывать никогда все это… н и к о г д а… Моя милая мама, она не переживет… белые точки, как вас много…»
Мозг Пельцера, сотрясаясь в такт звериному рыку отбойного молотка, казалось вот вот и – вылетит вниз под ноги, забрызгает эти ненавистные серые стены, руки бывшего учителя дрожали, ноги снова окутало ватным одеялом…
