Коромысла и толкунчики. До этого были «Я и зелёные стрекозы» - страница 21



– Лучше вы меня заразите СПИДом, лучше я сам кончу самоубийством, лучше я сам буду стадом и буду по команде мычать и хрюкать, хоть на английском, хоть на китайском, хоть на Си ++, только не трогайте моих дочек.

Из моих глаз текли слезы, когда мы прибыли в Саблино я был уже готов встать на колени перед президентом или любом другом представители власти и целовать им пальцы на ногах лишь бы они спасли оставленных и забытых моих дочерей.

Саблино встретило и проводило электричку тусклым и холодным светом фонарей. Солнце давно скрылось за горизонтом. С моста я видел, как медленно, но не отвратимо электрическая гусеница с окнами по бокам так же скрылась в тёмном лесу.

Слезы всё ещё текли из глаз, поэтому я скрывал лицо от редких, равнодушных попутчиков.

Меня тошнило, я не сдерживал желудок, справедливо считая, что так лучше для здоровья. Вкус выходящих из горла жидкостей, был мне незнаком. Но спросить, что это такое, – жидкое, желтоватое, идёт из горла как фонтан было не у кого. В Саблино нет подобного типа специалистов или гурманов.

Мороз, я не чувствовал. Только блеск кристалликов снега, да хруст ледяного наста под ногами, показывал, что температура далеко ниже – 25 °С.

Посёлок был заботливо укрыт чёрным звёздным небом, а запах печного дыма лишь добавлял уюта наступавшему со всех сторон духовному блаженству.

На автобусной остановке, где я оказался после моста, находилось не более десяти человек. Меня продолжало тошнить, я стоял в стороне от света в тени магазина.

Вдруг одна из женщин бросила на снег бумажку, обертку от пирога, и продолжила как ни в чем не бывало беседовать со своими спутниками. Её пристыдили, но не активно, слишком мирно, и бумажка продолжила лежать на своём месте.

Некоторое время я смотрел на эту бумажку, а потом подошел к ней, и с обличающей речью, поднял и бросил её в урну.

– Я убираю твою грязь туда где будет гнить твой труп! – мой голос был похож на рёв бешенного ежа. Он был писклявый и бессвязный. Люди верят такому блаженному голосу, я это знал, и этим пользовался – Будет твой труп среди падали гнить, а в глазах поселяться мухи. А во рту поселяться черви. Бумажку с твоей едой, взад уже не вернуть, и не съесть вспять каравай. Впрочем, у тебя есть выбор кто будет гнить. Можешь обойтись малой долей!

Мои слова задели присутствующих, женщина в ужасе, ладошкой прикрыла свои губы. Словно в лихорадке я схватил канистру и ринулся в темноту. К дому мне приспичило двигать пешком.

Произведённого эффекта мне было мало, мне захотелось ещё больнее ужалить запуганную женщину, или любую другую жертву, на которое укажет молчаливое общество – Не отдавайте свои вещи чужим людям – кричал я уже из темноты – Чужие люди знают, что можно сделать с личной вещью, особенно если это бумага, и содержит ваш пот и слюну. Присмотритесь к этой урне, привыкайте думать о ней!

Это было опрометчивое решение, бросить такси и ринуться пешком. Если бы меня повезло такси, то дома безусловно нашлись бы деньги для оплаты. Или зарядка для смартфона, открывавшая почти безграничный банковский кредит. Таксисты в Саблино добродушные, можно было договориться, например, ещё и заехать в магазин за снедью.

Но было поздно что-то менять, упорно, словно мой путь лежал в чудесную страну, я шёл, не разбирая дороги, стремясь сократить путь, срезая по летним тропинкам, которые теперь скрывались под сугробами.