– Прикрываешься громкими именами? Меня опасается и сам византийский басилевс. На моей стороне ратники и ладьи, безграничные территории и богатства всей Руси. А ты кто такой, чтобы мне советовать? – гулко произнёс Владимир.
– Ещё намедни, светлейший князь, вы были изгнанником, а все эти земли, войска и корабли принадлежали вашему брату. Вы, словно посетитель в чужом доме, пользуетесь и восхищаетесь его нарядами, яствами и роскошью. Но вы забываете, что хозяин тут – Бог, а вы только гость. И смерть заберёт у вас золото и корону, ничего не уцелеет. А за мною истина, она гораздо дороже, потому что нетленна, и ничто у меня её не отнимет.
От слов Торвальда настроение Владимира изменилось, князь присмирел. Владимир с изумлением разглядывал чётки Торвальда, в начале их спора они были сиреневыми, затем, играя разными переливами, их цвет переменился на красный и, наконец, во время рассуждений Торвальда о готовности принять погибель, камни, из коих были составлены чётки, стали жёлтой окраски.
– Гляжу, ты отважен, мне рассказывали, что в Исландии берсерки в бешенстве грозились разорвать тебя на куски и крошили рядом с тобой скалы. Всё живое в округе оцепенело от ужаса, но ты отвлечённо и сдержанно молился. Наверняка у тебя заготовлена целая речь в защиту Изяслава и Рогнеды. Но прежде, чем я её выслушаю, ответь мне на один вопрос, – при этих словах киевский князь посмотрел в очи Торвальду, который символически поклонился, но не отвёл взгляда, а Владимир продолжил: – Правду ли сообщают, что ты обладаешь даром внушения?
– Светлейший князь, я был проповедником у себя на родине, где меня знали с детства и не воспринимали всерьёз. И тем не менее, там я обратил в христианство много людей. Поэтому мой ответ будет утвердительным, я имею определённую способность увещевания.
– Что ж, тогда, учитывая твои таланты и опыт, их наличие ты и сам признаёшь, я бы не желал обсуждать с тобой судьбу моего сына. К тому же я предполагаю, что ты можешь мне сказать, мол, что правильно было бы отдать Изяславу Полоцк. Ты играешь здесь роль кроткого мудреца, но я извещён о твоём бурном прошлом викинга, и, говорят, что даже будучи миссионером в Исландии, ты умертвил несколько человек. А после отправил на тот свет ещё одного знатного язычника в Норвегии!
– Да, это так, светлейший князь, однако скальды, зарубленные мною в Исландии, ослеплённым горем и яростью, вели себя недостойно. А богатый идолопоклонник, заколотый в Норвегии, был причастен к смерти десятков крещёных женщин и детей! – утратив спокойствие и повысив тон отозвался Торвальд, и чётки в его руке поменяли цвет с жёлтого на красный. В это мгновение Владимиру показалось, что за спиной Торвальда по стене проскользнули какие-то странные синие с рыжими пятнами тени.
– Значит, проповедник и убийца. Я ведь тоже сделал в своей жизни тьму неблаговидных поступков, а теперь я также распространяю христианство. Жалеешь ли ты, что так обошёлся с этими язычниками в Исландии и Норвегии и отомстил за жену и остальных крещёных? – спросил Владимир, и на лице киевского князя появилась злорадная улыбка.
– Да, я искренне в этом раскаиваюсь. Тогда я находился вначале духовного пути и ещё не понимал, что это я спровоцировал их. Это мои действия обострили всё до того, что исландцы стали проливать кровь, и моя доля вины в произошедшем с Вероникой и христианами Исландии не меньше, чем у их палачей. Лишь из-за неискушённости и самонадеянности я переложил всю ответственность на других и осквернил свою веру.
