Корона из шипов - страница 24

– Поскольку мы все уже собрались здесь, я хотел бы подгадать момент, чтобы поделиться столь же великолепной новостью, касающейся моего рода, – объявил он, обращаясь к хозяину и пряча требование в незначительной просьбе. Отказ Хиранеля не остановил бы его. Но он также знал, что Херальдум не посмеет прервать его.

Лицо Хиранеля потеряло отчасти выражение благолепия, это был его момент, и кто-то хотел украсть его. Яростная улыбка Кевалайна словно обожгла его зрачки. Никто не отнимет у него славу, все присутствующие собрались, чтобы почтить его Имя, другие дома были лишь гостями. Никто не видел, чтобы он колебался, Хиранель был уверен в том, что он делает, и хотел, чтобы другие знали, что ему наплевать. Он с радостью улыбался своему гостю.

– Конечно, – дал он согласие.

Петр приправил неестественной помпезностью каждое из своих движений. Он позволил своим цепям, кольцам и камням мерцать, подпитывая молчаливое ожидание толпы, пока не обошел стол по кругу и не встал спереди. Херальдум наклонился, чтобы предоставить пространство и лавры, которых требовал Пемондарк.

– Секиры, – назвал он их, сопровождая титул взмахом блестящей руки, – лерены, – он повернулся, – лересы, – пауза, – и так далее, – П. положил кончики пальцев прямо на сердце. – Я также хочу поведать вам о неком союзе. Союзе двух великих Имен, обещающем великие свершения. Я рад сообщить вам о браке моего сына, Падена Пемондарка, наследника моего Имени… – он протянул руку к нему и встряхнул его, чтобы приободрить. – Давай, Паден, иди сюда, – приказал он.

Паден послушался отца, но не без обычного для него сопротивления. Он позволял себе все, что не сулило ему выговора: Паден едва волочил ноги. То, что другие могли принять за неспешную походку, соответствующую театральному поведению его рода (они всегда стремились привлечь больше взглядов и отнять больше времени), в этот раз означало показной бунт и в то же время обреченность.

Петр сцепил пальцы с пальцами сына и поднял единый кулак вверх.

– Падена Пемондарка, – он повторил, и эхо его голоса ударилось о стены, – лерена, наследника моего Имени, с очаровательной… – он снова всплеснул руками. Келани Кевалайн задержала дыхание, увидев, на кого он показывал. Взгляды приближенных заметались, как рябь на водной глади, – Соранией Станкевичус, лересой своего Имени.

Келани выдохнула.

Сорания Станкевичус осталась на месте, со сжатыми кулаками. Ее взгляд был прикован к секиру, только что произнесшему ее имя. Платиново-белые волосы падали на плечи, подчеркивая метку рода и полное ярости лицо.

Было необычно, что одна из Имен прятала метку. Она была знаком гордости, доказательством того, что ты потомок великого бойца и освободителя, в ее случае Ислорая Станкевичуса.

Те, у кого ее пока не было, мечтали поскорее достичь тринадцатилетия, чтобы получить метку, а те, кто уже ходил с ней, носили ее с достоинством. Именно поэтому прически лересы и лерена тщательно продумывались так, чтобы ни одна прядь не мешала видеть вытатуировванную на затылке букву. У Станкевичусов тем более не было причин скрывать ее.

Сават Станкевичус заскрипел стулом, и поднялся, облокотившись на стол. Свет мерцал в его покрытых лаком белых волосах, которые тщательно липли к коже головы, как будто образуя с ней единое целое. Сорания посмотрела в другую сторону. Отец взглядом бросал ей вызов, но именно его повелительный тон заставил ее ответить на него.