– Больно.
– Знаю. Ты голодная. Но нельзя есть Киерана. Меня бы это огорчило.
Меня не волновало, если это его огорчит. Я откинула голову назад, врезавшись в его челюсть. Он закряхтел, но не выпустил меня, а сжал еще крепче.
– Осторожно, – произнес тот, кого назвали Киераном. – Она стала сильнее.
– Я ее держу, – вымолвил он, крепко прижимая меня к груди. – Наверное, тебе стоит отойти от нее подальше.
Другой не двинулся с места, а тот, который держал меня, убрал одну руку и поднял запястье над моим плечом. Воздух наполнился ароматом. Мое сердце забилось быстрее, а я замерла, глубоко дыша. Запах был превосходным – насыщенным и утонченным. Грызущая боль усилилась.
– Ее глаза, – сказал другой, а тот, кто меня держал, опустил руку – опустил запястье. Кровоточащее запястье. – Они не черные. Они по-прежнему зеленые.
Мужчина рядом со мной замер.
– Что?
Забыв о том, кто стоял передо мной, я схватила руку, сомкнула рот на двух свежих ранках и сделала глубокий глоток. Мужчина дернулся и ахнул.
– Боги.
Вкус его крови поразил все мои чувства – терпкий и сладкий. Кровь потекла в мое горло, теплая и густая. Она ударила в пустоту в моей груди, моем желудке, облегчив боль. Я застонала, содрогаясь, когда судороги начали отпускать мои мышцы. Красные тени в мозгу стали рассеиваться, и сквозь голод пробились обрывки мыслей. Кусочки…
Рука обхватила мою челюсть и оторвала мой рот от запястья.
– Нет! – запаниковала я.
Мучительный голод вернулся. Мне нужно… больше.
– Посмотри на меня.
Я вырывалась, пыталась освободиться, но он был таким сильным.
Мужчина повернул мою голову.
– Прекрати.
Его дыхание танцевало на моих губах, и что-то в его словах прозвучало иначе, мягче и глубже. Голос отозвался во мне эхом.
– Прекрати вырываться и открой глаза, Пенеллаф.
Его голос пронзил голод, как и прежде, когда я плыла в темноте. Мое дыхание замедлилось, а тело подчинилось приказу. Янтарные глаза, яркие, с искрящимися в них золотыми крапинками, уставились на меня. Я не могла отвести взгляд и пошевелиться, хотя меня затопила острая мучительная волна.
– Поппи, – прошептал он, и его странные глаза заблестели от влаги. – Ты не вознеслась.
Я знала, что в его словах должен быть смысл. Какая-то далекая часть меня знала то, что я должна была понять. Но я не могла думать ни о чем, кроме голода, не могла сосредоточиться ни на чем другом.
– Я не понимаю, – сказал другой мужчина. – Даже при том, что в ней течет кровь богов, она все равно смертная.
Тот, который держит меня, убрал руку с моего подбородка и коснулся моих губ. Меня охватило сильное желание цапнуть его за палец, но я не могла с ним бороться – он держал крепко. Он осторожно оттянул мою верхнюю губу.
– У нее нет клыков, – сказал он, быстро переводя взгляд к моим глазам.
Я чувствовала… как его терпкое смятение уступило место землистому, древесному облегчению.
– Я знаю, что это. Это жажда крови. Она испытывает жажду крови, но она не вознеслась. Вот почему ты по-прежнему чуешь первозданный нотам.
Он убрал палец и вздрогнул.
– Кормись, – прошептал он, отпуская меня.
Оковы, которых я не видела и не чувствовала, исчезли. Я могла двигаться. Он опять поднял запястье, и я припала к нему. Мой рот снова прильнул к ранке. Кровь текла не так свободно, как раньше, но я все равно пила, втягивая ее в себя.
– Осторожно, – предупредил другой… вольвен. – Ты отдал слишком много крови, а получил совсем недостаточно.
