Дальше вор продвигался уже не так уверенно и Эдвину пришлось взять дело в свои руки. Они без приключений поднялись, по ощущениям, почти до самого верха башни где и обнаружили массивную окованную железом дверь с выбитыми над ней в камне рунами. «Что пишут?» – рассеянно поинтересовался Хенрик, копаясь в сумке на поясе. Эдвин на минуту задумался – «Это можно перевести примерно как: жизни размеренный срок нас учит – безумен умысел дальний. Это здесь. Я слышал ты можешь вскрыть любой морийский замок, даже такой?». Хенрик закончил копаться в сумке и удовлетворенно вытащил ключ затейливой формы. – «Угу, но так будет проще.»
Он действительно мог вскрыть почти любой замок, сколь ни были искушены в своем мастерстве морийские цеховики. Хенрик прикинул, что такой замок он бы открывал часа два, да и без шума бы точно не обошлось, так что решение было правильным. За два дня до этого он наведался, само собой без приглашения, в мастерскую королевского механика. Как ни пеклись тайные порученцы о сохранности ключей от своих секретов, а то и дело по службе столь тщательно хранимые ключи падали в неизмеримые горные расщелины, тонули в непролазных топях, горели в магических битвах. У героев плаща своя служба, а вскрывать дорогущие и сложнейшие творения морийских мастеров потом в очередной раз королевскому механику, да и чинить порушенный при взломе механизм ему же, на рагузские мануфактуры никто ради такого дела замок не пошлет. Так что Хенрик не особенно удивился, когда в потайном месте обнаружил почти дюжину копий ключей один затейливее другого. Выбрал, правда, только один – от самой новомодной механики, да и тот не забрал, а срисовал, дабы не бросать тень на слишком предусмотрительного беднягу-мастера.
Капля смазки и ключ легко провернулся в массивном замке, все верно. Эдвин вошел первым, освещая круглую комнату едва не гаснущим фонарем. Шкафы, книги, свитки непереплетенных манускриптов, несколько разобранных алхимических приборов и вот оно – на столе изящный ларец, изрезанный древними рунами. Эдвин замер на миг, а затем, будто бросаясь в омут, решительно шагнул вперед. Впрочем, судьба в этот раз распорядилась иначе: с резким грохотом захлопнулась дверь, из потолка вылетели несколько досок и сверху холодно блеснули стальными, как и положено высшей королевской страже, головками болтов взведенные арбалеты. Хенрик грустно ухмыльнулся и насмешливо приложил руку к берету: «Слава короне!». Арбалеты не шелохнулись.
Читающий походил, скорее, на бойца, ветерана бесчисленных сражений, чем на легиста или стряпчего – седеющий, крепко сбитый, будто влитой в изрядно поношенный мундир королевской стражи с золотым галуном. Слова королевского эдикта выкатывались им с трудом, неспешно, застревая на непривычном обороте или разглядывая в мерцающем полумраке разбегающиеся выцветшие строки беглого пера переписчика: «…тех же, кто имел дерзость презреть указы нашего королевского величества, проникнув в хранилища тайные, охраняемые особо, о чем будет издан отдельный эдикт, либо имея намерения таковые, равно собственной волею, а также при содействии или по наущению, обдуманно либо же по неведению, едино казнить смертию, способом приличествующим по чину и достоинству каждого, согласно уложениям о королевских палачах, а также ежели…»
Эдвин пропускал монотонные фразы эдикта мимо ушей, пытаясь разглядеть сквозь мерцающую завесу яркого фосфорного фонаря на столе лицо того, кто сидел в кресле поодаль от читающего, почти не видимый в густо разлитом сумраке подвального каземата. Хенрик и вовсе забавлялся гоняя носком туфли невесть откуда взявшийся камешек, будто ему не было дела до сурового обвинителя. Маг слегка повернул за спиной связанные запястья, сосредоточился и тихонько щелкнул пальцами изо всех сил вглядываясь в темный угол с креслом. Дознаватель, оборвав на полуслове чтение, захлопнул кодекс и впервые поднял неожиданно понимающий взгляд на Эдвина:
