– Это арт-менеджер. Он готовит выставку моих работ в галерее.
– Выставку? Здорово. Иди завтракать, все готово.
Когда они завтракали, Вика сказала:
– Он не понимает, как я в таком виде, больная, могу показаться в галерее. Я сказала ему, чтобы делал все на свое усмотрение. Я ведь только для этой выставки и приехала из Москвы сюда. Пришлось квартиру арендовать и временный заработок найти. Потому что родители запретили мне все это, не дали ни копейки и даже заперли меня. Но я все равно убежала.
– Я слышал, арт-менеджер заплатил за тебя. Тебе нужны деньги?
– Да. Понимаешь, я потеряла карточку. На ней у меня есть деньги, мне друг перевел немного. Но мне нужно в сбер съездить с паспортом, чтобы новую карточку получить и снять их.
– Ты еще не выздоровела.
– Нет, я в норме, правда.
– Давай я пока заплачу за тебя твоему менеджеру? Чтобы он больше не кричал на тебя. Если хочешь, можем съездить в галерею, посмотришь, как там разместили твои работы.
– Можно? У тебя есть время?
– Не беспокойся об этом.
– Тогда мне нужно привести себя в порядок.
– Хочешь куда-нибудь в салон?
– Что ты, это дорого, я пока и так вся в долгах.
– Собирайся и поедем. Но давай возьмем лекарства с собой, сомневаюсь, что ты уже окончательно поправилась.
Перед салоном Новиков завёз ее в магазин одежды, откуда она вышла в удлиненном строгом платье василькового цвета. Новиков несколько секунд не мог отвести от нее глаз, настолько этот цвет шёл к ее длинным рыжеватым волосам, которые сейчас были стянуты в толстый взлохмаченный жгут.
Потом Новиков давал указания своим сотрудникам по телефону, пока Вика сидела у стилиста.
Когда она вышла, он взглянул на нее и сказал:
– Выглядишь отлично. Можно ехать.
На самом деле, она просто поразила его, такой красивой предстала перед ним. Но он не хотел этого показывать.
В галерее, пока Вика общалась с менеджером, Новиков смотрел ее работы. И вдруг увидел свой портрет. Когда она подошла, Новиков спросил ее:
– Зачем ты это выставила?
– Запиши в мой долг и его. Ты ведь заплатил мне тогда. Но изо всех работ этот портрет для меня самый ценный.
– Потому что фактурный, как ты сказала?
– Он получился живым. Всякий раз волнует меня.
– Может, это не портрет тебя волнует, а я?
Она смутилась и отвернулась.
– Отвези меня домой, в Кудрово, – сказала она быстро.
– А как же Герцог? У тебя снова поднялась температура, твои щеки покраснели, – сказал Новиков в машине, – Больше никуда не пущу, пока не поправишься. И вообще… никуда не отпущу.
– Мне нужно забрать кое-что в съёмной квартире.
– Скажи, я сам туда съезжу.
– Ноутбук.
– Хорошо. А что с твоими родителями? Ты связываешься с ними?
– Нет. Заблокировала, а то чуть мобил не разрядился от их звонков.
– Сообщи им, что с тобой все в порядке. Не веди себя по-детски.
– Я не хочу к ним возвращаться. Хочу перевестись из Суриковки в Репинку. Я Питер больше люблю.
– Значит, сейчас ты в Суриковке учишься? Понятно.
– Да, на третьем курсе уже.
– На стипендию собираешься жить? Ах, да, совсем забыл, ты же еще в кафе быстрого питания подрабатываешь, кроме того, что уличной художницей подвизаешься.
– Можешь издеваться сколько хочешь.
– Значит, останешься у меня. Поняла? Будешь моим питомцем. Как Герцог. У тебя же и прозвище имеется – Горихвостка. Так, кажется?
– Ну чего ты прицепился… То, что ты мне нравишься, ничего не значит. Каким еще питомцем, что за выдумки.
– Звони родителям!
