– Я не думаю, что вы в её вкусе, Матвей.
– Расскажите, какая она?
Марку польстило, что на этой ярмарке тщеславия он оказался не на самом низу пирамиды. Перед ним стоял кто-то ещё ниже по положению. Кто-то, кто боготворит его только за то, что он знаком с кем-то важным.
– Анаэль очень строгая, требовательная, любит людей.
– Умоляю, познакомьте нас!
Марк достал из кармана визитку. На секунду ему показалось, что поделиться телефоном с новым другом – хорошая идея.
– Какой невероятный поворот судьбы – встретить любовь и редактора. Она будет у меня первой!
Марк смотрел в безумные глаза азиата, понимая, что меньше всего ему сейчас нужны конкуренты.
– Два четырнадцать шестнадцать, сорок девять тридцать два, – проговорил Матвей, мечтательно прикрыв глаза, – её номер звучит как начало поэмы.
Марк посмотрел на визитку. Новый знакомый ухитрился превратить телефонный номер в стихи.
Подмосковье. Осенняя распутица. Под дождём, чавкая по расползшейся дороге резиновыми сапогами, шли мужчина и женщина.
– Ты можешь идти нормально?
– Нормально, это как?
– Рядом, чтобы я могла на тебя опереться.
– Ну ты же видишь, здесь узко. Мне где идти – по дороге или в кювете?
– Я не знаю. Просто рядом.
Женщина остановилась. Тяжело дыша, прикрыла глаза.
– Нахрена я сюда приехала?
– Ты-то? Стать главврачом. А вот мне это за что?
– Ладно, не ворчи. Зато у нас квартира своя, а не по углам шаримся.
– Не своя. Надо двадцать лет отработать.
– Ой, всё. Мы бы эти двадцать лет на неё и копили. А так машину купим.
Женщина перехватила сумку поудобнее, взяла мужа под руку.
– Пошли уже, чудо.
***
Ты спросишь меня, почему иногда я молчу,
Почему не смеюсь и не улыбаюсь.
Или же наоборот, я мрачно шучу
И так же мрачно и ужасно кривляюсь.
Открытая форточка квартиры на первом этаже испражнялась на весь двор липкой, вязкой патокой андеграундной песни.
Просто я живу на улице Ленина
И меня зарубает время от времени.
Сквозь психоделические аккорды слышались крики, звон бьющейся посуды, мокрые шлепки оплеух.
– Пошёл отсюда, мразь подзаборная! – Растрёпанная женщина звонкими ударами грязной тряпки гнала из подъезда плюгавого мужичка в ватнике, калошах, но без штанов. Мужичок пригибал голову, торопливо уворачиваясь от ударов, при этом грозным пьяным голосом пытался урезонить разгневанную женщину:
– Хорош тебе, лахудра! Я тебе ща, это самое… Я те покажу!
– Уже показал, погань!
Из глубины подъезда послышался пьяный женский смех. Женщина обернулась и, увидев длинную и худую, как жердь, пьяную девку в явно чужом домашнем халате, выгнала её из подъезда:
– А ты чего ржёшь, кобыла! А ну пошла отсюда, срань!
Той же боевой тряпкой она выгнала из подъезда пьяную девку, которая залилась смехом
– Ах ты, воровка!
Женщина сорвала с пьяной девки халат, оставив её абсолютно голой под осенним дождём. Мужичок, наблюдавший экзекуцию с безопасного расстояния, поманил её, как собачку:
– Ко мне, ко мне, молодец, рядом.
Девушка трусцой подбежала к нему, не переставая хихикать. Он снял ватник, накинул на девушку, оставшись стоять в синих семейных трусах и калошах. Подтянув трусы, погрозил кулаком женщине.
– Ты, это самое, я, знаешь чо!
– А ну пошёл отсюда, заусенец!
Женщина с тряпкой побежала в сторону мужичка, который решил не проявлять неуместную отвагу.
– Видеть тебя не хочу, засранец! Всю жизнь мне испоганил. Тварь! Я беременна, чтоб ты знал.
– Так, это самое, а от кого?
