За столом в холле сидела женщина. Я знал её всю жизнь. Годы на ней упорно не сказывались. Разве что глаза спрятались за элегантными очками. Ещё, страшный секрет, она красила волосы: слишком много в них появилось седины. Зато фигурой она могла поспорить с моими одноклассницами. Тонкие пальцы аккуратно перевернули страницу. Эти пальцы могли ласково взъерошить волосы на макушке или сердито хлопнуть по столу, призывая к тишине. А ещё они могли мягко, почти неслышно подоткнуть одеяло, сбитое в тревожном сне.
Давным-давно, когда я был маленьким, мы звали её Мария Витальевна, она была нашим воспитателем. Теперь, спустя двадцать лет, достигнув пенсионного возраста, она всё равно осталась с нами, пусть и в роли ночной дежурной. Но все мы знали, что она, как и раньше, каждую ночь обходит комнаты младших, добрыми руками и тихим голосом убаюкивая беспокойных.
– Ой, Никиток! Ты чего это в такую рань?
Только она называла меня так. И только наедине. Во время занятий мы становились Никитами, Сергеями и Михаилами. В свободное время она звала нас ею самой изменёнными именами. Меня, к примеру, Кит. И только один на один я для неё Никиток. А она для меня – Мама! Это наш секрет. Когда мне было лет двенадцать, она собиралась меня усыновить. Как же я был счастлив! Но потом представил, как ухожу из своей комнаты, а ребята остаются. И не смог.
Мы проговорили и проплакали целый вечер. Она тоже колебалась, ведь все здесь, на тот момент шестнадцать мальчишек и одиннадцать девчонок, были её детьми. И мы с ней приняли решение. Я остался. Но теперь иногда, наедине, звал её мамой. А потом в письмах, которые писал из училища на её домашний адрес. Я обошёл стол и, присев на корточки, положил голову к ней на колени.
– Всё хорошо, мама! Просто опять странный сон. А снова засыпать уже поздно. Решил пробежаться с утра.
Она отложила книгу и погладила меня по голове.
– К завтраку прибежишь? Или опять только к обеду про нас вспомнишь?
Ответить я не успел, на столе зазвонил телефон. Мама сняла трубку:
– Детский дом!
На той стороне будто кто-то поперхнулся, в тишине звуки из динамика были слышны отчётливо, и сразу раздались гудки. Мама удивлённо пожала плечами и вернула трубку на место. А у меня странно заныло в груди. Однако ласковая рука снова прошлась по волосам, и непонятная тревога испарилась.
– Мам, ты забыла. В одиннадцать соберутся ребята, и мы уедем. Дней на пять.
Она засмеялась.
– Ну как же! Уговорили тебя всё-таки Медведь и его реконструкторы. Только я подзабыла, куда вы едете.
– На Днестр. Если точнее, то в район Ямполя. Ладно, я пойду, мам.
Только увидев, как на её лицо набежало облачко, – вспомнил. Для неё любое напоминание о Днестре – боль. Её дед был майором, служил в Белецкой комендатуре. Когда группа Клейста только начала прорыв, семьи командиров попытались эвакуировать на другой берег, рассчитывая разместить их в санатории им. Ленина. Кто же ожидал, что события будут развиваться настолько стремительно и страшно… Дед погиб в ходе боёв. А группа женщин и детей застряла на этом берегу, паром не работал. Тут их и нашли румыны. Вояки они те ещё, а вот грабить и насиловать…
Спастись удалось немногим. Мамина мама, тогда тринадцатилетняя девчонка, была одной из выживших. Физически она оправилась относительно быстро, но вот лечить психику ей пришлось до конца жизни. Замуж она вышла поздно и пробыла в браке недолго, а потом все заботы легли на мамины плечи. Так что замуж моя мама так и не вышла. Под конец жизни «бабушка» стала разговаривать во сне. Точнее, кричать и плакать. Вот тогда, просиживая ночи у её постели, мама и узнала, что произошло на берегу. И старалась не упоминать название реки. А про румын вообще слышать не могла.
