А может и немые – слышал Всеслав Брячиславич про такое. У ромейских базилевсов да и вообще у знати в порядке вещей было набрать слуг с отрезанными языками, чтоб не болтали лишнего. Может, и тут наловчились уже…
И в том была ещё одна причина, по которой Всеслав не мог бы бежать даже если бы у него и были силы перекинуться волком. Какое там бежать, когда не ведаешь, где твои сыновья и что с ними?
И всё же порой Всеслав даже рад был, что попал в полон именно к Изяславу. Хотя к кому ж ещё, как не к великому князю. Альбо уж так-то сказать – рад был Всеслав, что великим князем ныне сидит старший Ярославич, привыкший чтить обычаи и княжье достоинство – своё и чужое. Невестимо ещё, чем бы всё оборотилось, будь великим князем, к примеру, Всеволод.
Изяслав хочет, чтобы всё было как завели деды, как отец его завещал, чтобы порядок был и спокойно было. Хочет докняжить сколь ему судьба отвела в спокойствии, и чтобы сынов его престолами и доходами не обошли.
Святослав прям и честен как стрела, как прямой мечевой клинок. Этот готов и к потрясениям, и к спокойствию. И воевать и править он будет именно так – прямо и честно. Если доведётся ему, – тут же добавил внутри Всеслава кто-то донельзя умный.
А вот Всеволод себе на уме и непонятно чего он хочет в действительности. Переяславского князя, третьего из ныне живущих Ярославичей, Всеслав порой боялся. Книжника, молчальника – боялся. Единственного из троих.
И так ещё посмотреть – а кто ныне в этой, проигранной Всеславом войне, выиграл больше всех?
Не Всеволод ли?
Только он сумел усилиться за счёт общего страха перед полоцким оборотнем, добившись для своего пока что единственного сына престола в двенадцать лет. И какого престола!
Залесье.
Ростов.
Богатейший волжский торговый путь.
Всеслав вновь не удержался от злорадной усмешки, отнеся её к великому князю – вот должно, покусал локти Изяслав, когда сообразил.
Поёжился (мороз всё-таки его донял, да и обедать было пора) и, медленно поворотясь, ушёл с гульбища, провожаемый неприязненными взглядами воев.
Кормили Всеслава в полоне тоже неплохо – с великокняжьего стола. И ел полоцкий князь без опаски – не был в его представлении Изяслав Ярославич способен на такую подлость, чтобы отравить пленного, да ещё князя. Да и хотели бы убить – убили бы прямо там, в Орше… стоило для того везти через полстраны.
Вот и сегодня – на столе уже красовалась серебряная, деревянная и поливная посуда, тянулся тонкий дразнящий запах жареной куропатки.
Около стола безмолвно застыл мальчишка-холоп, доселе незнакомый. Вчера Всеслав ради развлечения, невеликой радости полоняника, устроил прежнему выволочку за опрокинутую тем по недосмотру чашу с медовухой, и явившийся на крики тиун (тоже глядел на полочанина с опаской!) тут же пообещал найти нового слугу. Нынешний холоп глядел безмолвно и спокойно, отрешённо как-то, словно был где-то не здесь.
Всеслав чуть заметно вздохнул – и этот таков же, хоть по виду чистый кривич. Даже рубаха вышита на кривский навычай… хотя это-то и неудивительно – ныне таких рубах по всему Киеву, после погрома-то менского… награбило христово воинство зипунов в кривской земле. И не только в Менске.
Князь сел за стол, протянул руку к кувшину с вином, но мальчишка опередил его на какое-то мгновение – кувшин словно сам оказался у него в руке, пахучая багряная струя плеснула в резную каповую чашу, пощекотала княжьи ноздри тонким запахом вина. Князь, стараясь не выказывать удивления (доселе присланные Изяславом холопы не спешили услужать пленному полочанину, ограничиваясь тем, что накрывали на стол и убирали грязную посуду), глотнул вина и подвинул куропатку ближе. На мальчишку он не глядел вовсе: велика важность – холоп великого князя. Хоть и кривич. Ныне не гнушается, так после, дня через два, нос задерёт.
