Я потянулась и достала из кустов белый шелковый платок с монограммой в виде двух вышитых букв «Т» и «Д». С одного уголка платок был выпачкан чем-то красным.
Я принюхалась. Нет не краска, не кровь, но я определенно знаю, что это: красная помада. Держу пари: та самая, которой была нанесена надпись в лифте. А потом убийца, выбегая из подъезда, вытер руки от помады и зашвырнул платок подальше.
Тогда буквы «Т» и «Д» определенно принадлежат Таисии Дятловой. Значит, этот платок ее.
Кто в наше время носит носовые платки? При насморке обычно пользуются бумажными аналогами. А здесь шелковый, дорогой, ручной работы с монограммой – тяга к красивым и стильным вещам у Таисии явно имелась.
Теперь у меня появилась суперулика. Здесь явно могут быть отпечатки пальцев убийцы, но почему он выбросил платок именно здесь, а не забрал с собой? Так сильно нервничал? И что у нас за доблестные полицейские, если не заметили такую важную улику?
Но их я понять могу.
Весь день на этой скамейке кучковались бабушки из нашего дома. Обсуждали такую важную новость, смаковали детали. Зинаида Петровна и Лидия Степановна еще долго будут у нас главными героинями двора. Полицейские не смогли подвинуть пенсионерок. А платок можно увидеть только с этой лавочки. И то сейчас, в надвигающихся сумерках, он забелел в кустах, а при свете дня его не было видно.
Так, задумавшись о своих дальнейших шагах, я вдруг всей своей кожей почувствовала надвигающееся НЕЧТО. На огромной скорости к подъезду подъехал белый фургон с логотипом местного телеканала на борту. Из фургона высыпали люди, принялись устанавливать аппаратуру. Шустрая рыжая девчонка в коротком обтягивающем платье, в которой я не без труда узнала известную телеведущую, принялась громко вопить на операторов:
– Леха, ну кто так свет ставит?! Ты же знаешь, меня с левой стороны снимать нельзя!
– Гоша, быстрее. Сейчас тээстэшники приедут, надо раньше их все снять!!
– Полина, ну где ты возишься? Неужели так сложно найти мне хоть одного вменяемого свидетеля??
Белобрысая Полина в смешных очках на носу, с тощей косичкой и пирсингом в левой ноздре меланхолично разглядывала окрестности. Кроме меня, сиротливо сидящей на скамейке, и бомжихи Зои, с вожделением копошившейся в мусорном баке, поблизости никого не было.
Полина, немного поразмыслив, метнулась ко мне.
– Девушка, – немного растягивая гласные и причмокивая жвачкой, обратилась она ко мне, – девушка, вам можно задать пару вопросов перед камерой?
– Каких вопросов? На предмет чего?
– Ну, того, что сегодня утром тут произошло?
– А что сегодня утром тут произошло? – включила я дурочку.
– Ну, тут у вас актрису убили.
– Да, а кто вам это сказал? – продолжала я валять ваньку.
– Ну, все говорят.
Это слово «Ну», без которого не могла общаться горе-журналистка, и ее тупое безразличие ко всему позволили мне немного «поразвлечься».
– Полина, ну что там?? Тащи свидетельницу сюда! – орала рыжая с другой стороны детской площадки.
– Ну а давайте мы вам денег дадим, и вы все скажите.
– А что я должна сказать?
– Ну, все, что нужно, – продолжала тупо мычать Полина.
– А что нужно? Кому нужно?
– Ну, нам нужно, нужно телезрителям.
Вся ситуация меня безумно смешила. Я многое могу рассказать про убийство актрисы Дятловой, но, понятное дело, я не буду этого делать перед камерами. Тем более я не люблю светиться в «зомби-ящике». При моей профессии лучше всегда оставаться в тени. Но объяснять что-либо горе-Полине я не собиралась, а продолжала «тупить». Может быть, она сама все поймет и оставит меня в покое?
