– Не пугайте её.
– Она и не боится! – громко хмыкнул офицер, копавшийся в тот момент в моём рюкзаке.
«Она», то есть я, и в самом деле не боялась. Сначала, как это часто бывало в случае всяких жизненных коллизий, меня охватило странное спокойствие: ну-ка, посмотрим, что дальше будет, но по мере того, как градус абсурда нарастал, дзен стал сменяться раздражением и неудержимой тягой к бунту. И когда мой рюкзак непрошенному гостю наскучил, он протянул руку и снова потребовал мой паспорт, я ответила:
– Не дам.
Сложно сказать, кто в квартире больше удивился. Директоратовец, решив, видимо, что я его не поняла, сказал Игреку – переведи, мол, что мне нужно сфотографировать документ, и Игрек, вздохнув, перевёл. Но мной уже завладел бес упрямства.
– Я же сказала, что не там. И фотографировать ничего не дам.
Было уже около двух часов ночи. Долгий жаркий день и пережитые волнения давали о себе знать, и больше всего мне хотелось прилечь, хотя бы прямо тут, на ковре. Но для этого надо было выпроводить из дома посторонних. Абсурда хотите? Я вам покажу абсурд!
– И вообще, – как можно увереннее заявила я, – я сейчас позвоню своему послу и скажу, что вы нарушаете мои права. Вот уже звоню! – и для пущей убедительности сделала вид, что ищу телефон.
Это был блеф чистой воды – никакого номера посла у меня, конечно, не было (да и вообще он редко у кого имеется). Не было и номера посольства – если бы и был, я могу догадаться, что сказал бы мне снявший трубку дежурный. Но афганец не знал ни того, ни другого, а потому ситуация его озадачила. Вот есть странная иностранка, которая не боится и грозит позвонить самому главному среди ночи – а ну как она кто-нибудь? А ну как самый главный вмешается? Дипломатический скандал в инструкцию явно не входил. Некоторое время мы таращились друг на друга. Я выиграла в гляделки. Офицер для верности ещё раз прошёлся по квартире, сам заглянул в шкафы и за шторы, а потом ушёл и увёл с собой сослуживца и солдат.
Мы трое молча разошлись по комнатам и уснули, как говорится в романах, едва коснувшись головой подушки.
***
Госбезопасность далеко не ушла и продолжала наблюдать со стороны. Икс и Игрек советовали не брать трубку и не подходить к двери, когда их не было дома, но с незнакомых номеров регулярно звонили, а иногда звонили и в дверь, и потом кто-то невидимый стоял на площадке, а я ждала, когда наконец на лестнице зазвучат шаги (ожидание тянулось бесконечно). У подъезда каждый день парковалась машина, и стоило нам с Игреком выйти или выехать, как она потихоньку трогалась следом.
Происходящее напоминало не то сон, не то плохой шпионский триллер, но это полбеды. Слухи по городу Кабулу всегда распространялись быстро. В «Анар-плазе» все уже знали, кто наведался к нам среди ночи, и при встрече и соседи, и охранники у входа, и продавцы в ближайшем магазине делали вид, что меня просто не видят. Знакомые – и местные, и иностранцы – под благовидными предлогами тоже избегали человека, который был, так сказать, в опале. Мало ли что. Никто не хотел свести с Директоратом более близкое знакомство или лишиться разрешения на работу. Никто не хотел проблем. Осуждать за это было, конечно, нельзя.
Единственным исключением был кабульский Че Гевара, тот самый военкор. Но и он, не боявшийся, как мне казалось, ни бога, ни чёрта, был настроен пессимистически, и на вопрос, может ли он помочь с продлением визы, ответил:
