– Хорошо, что никто не пострадал, – я подошёл ближе, сел на корточки и внимательно осмотрел крепления и верёвку. Затем поднял глаза на торчавший из стены металлический крюк.
– Как, по-твоему, Глеб, чего это вдруг картина вздумала полетать?
– Верёвка стёрлась.
– Где?
– Вот, смотри, видишь?
– А-а, да, точно, – кивнула Люська.
– Но почему она стёрлась именно сейчас? – вопрошал Генка, боясь двинуться с места.
– Вещи от времени тоже стареют и приходят в негодность. Эта картина, провисела на стене наверняка целую вечность. С неё вытирали пыль, а о верёвке никто не думал. Постепенно она стиралась, и вот сегодня решила порваться.
– Знаешь, как говорят, – улыбнулась Люська, – где тонко, там и рвётся.
– Гм-м, – промычал Генка и почему-то прыжками подскочил к дивану. – Сначала мертвец в кресле, потом кошки, теперь картина.
– Ты опять начинаешь хандрить. Мы же уже решили, что никакого мертвеца не было.
– Был.
– Это плод твоего воображения.
Генка сел на край дивана и вздохнул.
– Я должен вам ещё кое-что сказать.
– Только не говори, что у тебя в спальне тоже мертвец сидит.
– Что ты, Люся?! – замахал руками Генка. – Не накаркай!
– Слушайте, – сказал я. – Давайте сначала картину прислоним к стене. Люсь, помоги мне, один не справлюсь.
– Ну и тяжеленная она, – пыхтела Люська, когда мы подняли картину. – Рама весит целый центнер.
– Неудивительно, что она свалилась.
– А вы представьте на минуту, что было бы, если под картиной стояло кресло, и там сидел человек, – подал голос Генка, бледнея на глазах.
– Но там не было кресла, – успокоил я его.
– От человека не осталось бы и мокрого места, – не слыша меня, бормотал Дронов.
Люська поставила на место пуф и развела руками.
– Его можно отдать в мастерскую.
– Забудь о пуфе, – ответил Генка. – Их здесь столько, что одним больше, одним меньше – роли не играет.
– Ты хотел нам кое-что сказать, – напомнил я. – Мы слушаем.
И только Генка собрался поведать свою очередную тайну, как в гостиной нарисовалась полосатая кошка. Задрав хвост, она громко мяукнула. Генка подпрыгнул на месте, а затем, схватив с дивана подушку, помчался за кошкой.
– Брысь! Брысь отсюда!
Кошка уносила от негостеприимного хозяина лапы. Мы с Люськой пытались прекратить эту безумную беготню.
– Ген, остановись.
– Оставь кошку в покое.
– Я не успокоюсь, пока она не окажется на улице.
– Она же не понимает, что ты от неё хочешь.
– Ловите кошку! Люся… Глеб… Откройте входную дверь.
Бедная кошка носилась по всему первому этажу, пока, наконец, не увидела распахнутую дверь. Секунду спустя, защёлкав всеми имеющимися замками, Генка с придыханием тараторил:
– Кошки в доме – ни к добру.
– Первый раз слышу такую нелепицу.
– Чужие кошки – ни к добру, – поправился Генка. – А они ведь чужие, не мои.
– Ген, а ты не думал, что эти кошки раньше могли жить у Лидии Станиславовны? Потом их из дома выгнали, так как его пришлось закрыть. Но они не ушли, а тусовались в саду. А теперь, когда дом снова открыт, решили вернуться.
– Правильно, – поддержала меня Люська. – Глеб, ты попал в точку. Наверное, так и было.
– У Лидии Станиславовны жили три собаки. Доберманы, – Генка поёжился. – После её смерти одна собака умерла на следующий день, вторая через неделю, а третью куда-то отвезли.
– От кого ты узнал про доберманов?
– Игорь Владимирович рассказал.
– Душеприказчик Лидии Станиславовны?
– Нет. Душеприказчик кстати тоже умер пару месяцев назад от третьего инфаркта. Он был уже очень стар.
