«Стой! Трубку не смей срывать!
Представь, у тебя заболела мать!»
Трубки тем не менее всё равно не было, как в общем-то и «двушки», чтобы оплатить разговор. Мы, советские дети, всегда выпрашивали монетки у прохожих сов.граждан:
– Дяденька, дай две копейки! Маме надо срочно позвонить!
После пяти таких дяденек аккумулировалась сумма в размере десяти копеек, а это уже, извините, капитал. На него можно было купить на железнодорожном вокзале молочное мороженное в бумажном стаканчике с деревянной палочкой. Кроме как на вокзале, во всём городе мороженного было не найти, дефицит. Поэтому ехали мы со школьной братвой на вокзал на трамвае, в котором делали вид, что бросаем деньги в кассу, а сами денежку зажимали в кулачок и отрывали бесплатные билетики. Так же мы очень любили передавать деньги на проезд от других пассажиров, пряча драгоценные три копейки в руке, отрывая тётеньке билетик, а денежку оставляя себе. В наивном и добром Советском Союзе времён застоя всё было построено на доверии. Лишь один единственный раз нас, пацанят, раскусил с билетной аферой, да оттаскал за уши какой-то военный дядька. Всё хотел в милицию сдать и родителям сообщить, да пожалел, уж больно жалостливо мы все плакали и просили:
– Дяденька, отпусти! Мы больше так не будем!
В одном из таких походов за мороженным зимой я, помнится, чуть не утонул прямо в центре города. Насшибал в очередной раз десять копеек на стаканчик, а зимы тогда были не в пример теперешним, ещё не пришло всемирное потепление. Минус сорок держались почти все три зимних месяца, что в те времена считалось абсолютно нормальным. Одевались все дети тогда одинаково – в одни и те же детские пальто серого цвета, резиновые утеплённые сапоги и шапку-ушанку, перевязанную под горлом на пришитых мамой резиночках. Пальто обязательно сверху перехватывал командирский ремень со звездой, который каждый находил в старых вещах у деда-фронтовика. Было мне тогда лет девять не больше, поехал я на вокзал за мороженным в тот день один, сошёл на конечной и пошёл по известному маршруту. Впереди встретилась мне лужица, казавшаяся небольшой, и решил я её срезать и перейти в брод, благо резиновые сапоги должны были всё стерпеть. Сделал шаг, другой, оступился и… провалился по уши, с головой. Просто ушёл под воду весь, целиком. Оказалось, что то, что с виду казалось лужей, это вовсе никакая и не лужа, а провал в асфальте, размытый порывом тепломагистрали прямо посередь тротуара. Это огромная яма, заполненная водой и ладно ещё холодной, а не кипятком. Воронка эта была не огорожена ничем и никем по тогдашней моде, а стоять такая ловушка-полынья могла месяцами и никому не было до неё дела. Всё вокруг народное, всё вокруг моё.
Представляешь, Санёк, чувствую я, затягивает меня на самое дно котлована. Вещи мгновенно намокли, тянут вниз, а пальто тяжёлое, как камень топит. Барахтаюсь я значит, как лягушка. По началу пробовал кричать, да куда там. День, на улицах никого нету, все по заводам и организациям, никто по улицам не шатается. Тогда, при Андропове, за праздные шатания можно было и в комитет угодить, и под статью попасть.
Тут бы мне и конец настал. Вода ледяная свела спазмом мышцы, силы кончились, одежда тащит вниз. Вот тут-то второй раз в жизни я и испытал это ощущение… Я узнал тогда, что у меня есть ангел-хранитель, ещё не понимая тогда, как объяснить это явление. Просто я смирился и пошёл ко дну в ледяной воронке, как вдруг в голове у меня прозвучал голос:
