Стуча зубами от холода, я осторожно пролез в дом. Главное – не попасться на глаза папаше. Эх, шмыгнуть бы сейчас на сеновал, да затаиться там до утра! Но на мне сухой нитки не было, а спать в мокрой одежде – последнее дело.
Может, удастся спереть кусок мешковины, чтобы завернуться? В кладовой лежал отрез, из которого мать шила мешки для кукурузы. Надо найти его, иначе точно замёрзну.
Дверь, ведущая в кухню, открылась. Я замер в темноте, стараясь не дышать. На пороге стоял папаша.
– Ал, это ты? – спросил он. – Пойдём в дом, переоденешься.
Утром я с мрачным видом стоял возле овина, придерживая высокую лестницу здоровой правой рукой. Левая была накрепко забинтована. Чёртовы Брэндоны умудрились сломать мне запястье. Так сказал доктор Ханс.
Когда вечером, вымокнув до нитки, я вернулся домой, папаша принялся было привычно нудить. Но мама разглядела моё исцарапанное лицо, синяки под глазами и распухшую руку. Не прошло и пяти минут, как отец вприпрыжку бежал за доктором. Он, конечно, глава семьи и всё такое, но иногда маму лучше не злить.
Через полчаса отец вернулся и привёл заспанного врача. Доктор Ханс осмотрел мою руку, наложил на запястье тугую повязку и велел показаться ему через два дня. Затем выпил рюмку папашиной настойки и растворился в мокрой темноте.
Папаша тоже выпил рюмку настойки и собрался идти спать. Но тут явилось семейство Брэндонов в полном составе. Они вымокли, как мышехвосты в голом поле, и сразу стали скандалить и требовать книгу. Стип нарочито шмыгал распухшим носом, а Илия показывал ожоги на спине.
Отец схватился было за ремень, но его остановила мама. Она сказала, что негоже наказывать сына, не выслушав его. Вот тут-то я и выступил!
Я твердил, что не хотел ничего плохого. Мол, все учатся. И я тоже хочу учиться. И вообще, отец сам виноват, что не смог договориться насчёт меня с Интеном. А книгу я обязательно верну. Вот только отыщу её в поле и верну!
Я старался говорить, как можно жалобнее и всё время держал на виду покалеченную руку.
Папаша плюнул и сказал, что непременно выдерет меня, если я ещё раз попробую вытворить что-нибудь подобное. А потом махнул рукой и снова достал бутылку. Налил отцу Брэндонов, ну и себе заодно.
Брэндон сразу повеселел и успокоился. Даже потрепал меня по голове и подивился – как это я не испугался его «троих оболтусов»? Явно напрашивался ещё на рюмочку.
Конечно, папаша не мог ему отказать. А наутро затеял чинить протекающую крышу овина и взял меня в помощники. Грегора он с утра пораньше отправил вместо меня на виноградник собирать улиток.
И вот я стою возле овина, придерживая лестницу, слушаю стук молотка и ругань папаши и думаю, как бы мне сбежать.
Я решил попробовать. Задрал голову и заныл, как можно жалобнее:
– Па, ты там долго ещё? Мне же надо идти искать книгу!
Стук внезапно прекратился. Послышались проклятия, и что-то тяжёлое загрохотало по крыше. Я едва успел отскочить в сторону.
Сверху упал молоток. Шмякнувшись на землю, он подпрыгнул и отлетел в куст садовой беленики. Затем с крыши свесилось перекошенное и покрасневшее от натуги лицо папаши.
– Вчера не набегался? Никуда ты не пойдёшь, даже не мечтай! А книгу твою я сам найду и сожгу, как только закончу с крышей! Подай молоток и принеси ещё гвоздей!
Конечно, я разозлился. Нет, вы слышали – книгу он сожжёт! Ты сначала попробуй, найди её.
Я пошарил в кустах, отыскал молоток и попытался влезть с ним на лестницу. Получалось плохо – я же не акробат. Взять молоток в забинтованную руку я не мог, держаться ей за ступеньки – тоже.
