Конечно, я не сообщал о постоянном появлении скрежета, который разносился по всему кораблю всякий раз, когда отключалась одна камера, и тут же исчезал, стоило мне показаться из-за угла. Как утверждал перед стартом миссии доктор Куржак, подобных галлюцинаций и следовало ожидать, поскольку звук есть присутствие чего-то земного, успокоение. Не нужно гоняться за призраками. А кроме того, я не возражал, чтобы камеры больше не следили за каждым моим шагом – теперь я мог всласть нарушать строгие правила питания, балуясь спиртным и сладким, мог пропускать тренировки, мог опорожнять кишечник и заниматься онанизмом, не беспокоясь об этих сторожевых псах. Быть невидимым – огромное удовольствие, пусть уж лучше запрет на круглосуточное видеонаблюдение за космонавтом в спортивных штанах распаляет коллективное воображение всего мира.
Грядущий день обещал быть приятным. После привычной рутины – проверки «Ферды», космического пылесборника и технической звезды моей миссии, ленивой кардиотренировки и проведения диагностики кислородных баллонов – мне предстояло провести пару часов в покое за чтением, прежде чем одеваться и готовиться к сеансу видеосвязи с женой. Потом я собирался насладиться стаканчиком виски, отпраздновать, что осталось всего четыре недели пути до пункта назначения, огромного газового облака Чопра, которое так изменило ночное небо Земли и не поддавалось нашим попыткам с ним разобраться.
Проникнув в облако, я должен был собрать образцы при помощи «Ферды», самого сложного экземпляра космической техники из всех, произведенных в Центральной Европе, и изучить их в специально оборудованной лаборатории по пути обратно на Землю. Как раз по этой причине космическая программа Чешской Республики и наняла меня, штатного профессора астрофизики и опытного исследователя космической пыли Карлова университета. Меня подготовили для космического полета, обучили основам работы с аэрокосмической техникой и подавлять тошноту в невесомости. Меня спросили, возьмусь ли я за эту миссию, если есть шанс не вернуться. Я согласился.
Мысли о смерти появлялись, только когда я засыпал. Они подбирались ко мне легким холодком под ногтями и исчезали, когда меня покидало сознание. Снов я не видел.
Не знаю, что меня волновало сильнее – грядущее постижение тайн Чопры или предстоящий разговор с Ленкой. Общение в браке на пути между космосом и Землей во время еженедельных сеансов связи начинало напоминать наблюдение за инфекцией, которая постепенно охватывает здоровую плоть, пока ты строишь планы на будущее лето. И после прошедших трех месяцев я стал замечать, что у тоски тоже есть свой ритм.
Итак, понедельник, начальная стадия: «О боже, детка, я так скучаю. Мечтаю почувствовать твое утреннее дыхание на своих запястьях».
Вторник, рефлексирующая ностальгия: «А помнишь, как хорваты остановили нас на границе, пытались конфисковать бутерброды со шницелями? Ты развернула один, начала есть и кричала мне, чтобы я тоже ел, кричала, что мы съедим все здесь, у границы, покажем этим фашистам, что к чему. Тогда я понял, что женюсь на тебе».
Среда, отрицание: «Ох, если бы это было возможно, если бы я мог вернуться сейчас в нашу спальню».
Четверг, сексуальная фрустрация и пассивная агрессия: «Ну почему ты не здесь? Что ты делаешь целыми днями, пока я тут плюю в синее полотенце – любезно предоставленное «Ходовной», спонсором миссии, – пока считаю часы, отделяющие меня от гравитации?»
