Ты лишь только ко мне подойди,
Грудью к сердцу прижмись и тогда,
Бурно сердце твоё – соловей
Всколыхнётся, вспорхнёт, полетит,
Умножая любовный елей,
– Я люблю, я люблю, – затвердит.
Исток
Это стихотворение посвящается моему отцу
Ивану Павловичу, погибшему на фронте.
Деревня милая прижалась исстари.
Здесь я бывалоча любил неистово,
Хранил родную суть, попробуй выспори,
Когда в крови моей извивы вышнего.
Да не того, что в церкви, каючись,
Меня просили от грехов избавиться.
Я русский есть, и в этом мире знаючись,
Пошёл на бой с врагом не ради славиться,
Ведь Русь в беде и страны рядышком,
Чума фашистская над миром гаится.
Пусть я умру от пуль и лягу в полюшке,
Зато страна моя живёт, не мается.
И моя Марьюшка, и мои детушки,
Всё то, что есть во мне от этой землюшки.
Это стихотворение посвящено моему товарищу Саше,
с которым вместе работали на производстве, и помогали совхозу.
Он был весел, счастлив и радостен. С ним было всем очень хорошо.
Тишина в заречном парке,
Кое – где прохожие идут,
Вон «дружки», ведь им от водки жарко,
Руки чешутся, как удержаться тут.
Подошли, спросили:
– Эй, ты, кореш!?
Кто она тебе – твоя жена?
– Да жена, а что ты хочешь?
– Не твоя она, ему должна.
– Врёшь, – сказала девушка пугливо, —
Я тебя не знаю, кто ты есть
Он её взял за руку игриво,
Постарался в сторону отвесть.
– Милая, беги, беги скорее, —
Крикнул друг её, и тут
Помутилось небо голубое
В облаке кровавых чёрных пут.
Падал снег на голые деревья,
И тропинка белою была.
Крик в ночи: «Им нет доверья».
И луна за тучи вдруг ушла.
Миг. И снова крик. И он упал.
И девушка назад, забыв о страхе,
К нему рванулась, он ещё дышал.
Кровь утекала по его рубахе.
– Прости, прости меня, родная,
Я умираю, нет уж больше сил.
Живи, живи, беды не зная,
Запомни, что тебя я так любил, —
Сказал он и затих, она рыдая
К нему склонилась, ветер вдруг завыл.
Его «дружки» от страха замирая,
Рванулись прочь, их страх смутил.
Ты со мной не говорил в открытую,
Хоть и назывался другом мне,
Видно, помнишь встречу ту обидную
И мою оплошность при луне.
Кровь во мне тогда взыграв кипучая,
Я ответных чувств не удержав,
Ей сказал – «Люблю тебя, ты лучшая!»,
Ты дружище мне не помешал.
И ушёл с душою леденящей,
Затаив глубоко боль свою,
Только ветер, над землёю шелестящий,
До меня донёс тоску твою.
И сейчас проходишь на приветствие,
Лишь в ответ киваешь головой,
Ночи той коварной это следствие
И любви не разделённой той.
Галдят встревоженные чайки,
Рвут рыбу прямо из сетей,
А мы идём по скользкой гальке
Под шум прибрежных камышей.
Верёвкой режет больно плечи,
И солнце жжёт и ветер бьёт,
И от разгульной речки речи
В груди тревожно сердце мрёт.
И вот, устало развалившись,
Лежим мы в шёлковой траве,
Кто ест, кто спит, крючком согнувшись,
А кто мечтает в тишине.
Ухой горячей подкрепившись,
Встаём, и снова буруны
Воды встревоженной винтами,
Сверкая, брызжут позади.
Шумит и стонет ветер за окном,
Позёмка бьёт в распахнутые двери,
И воют, надрываясь злобно звери,
Невдалеке деревни за холмом.
Мать топит печь, и семеро ребят
С кроватки, с печки свесили головки,
Глотая слюнки смотрят на окошки,
Они страдают, но молчат.
А по деревне ходит почтальон.
То там, то тут прорезав тишь земную
Раздастся крик, и кто-то упадёт
Без чувств, прокляв судьбу лихую.
И мать стояла у окна.
Вдруг непонятно зашаталась,
В глазах от боли пелена.
В тот день отца у нас не стало.
На исходе воскресного дня,
Под весёлые звуки гитары
Мне хотелось вскочить на коня
