– Понятно, – коротко произнес Сергей. – Спасибо за такой глубокий анализ. Это очень поможет. Давай перейдем к новости номер два. Мы знаем, кто погиб в квартире Серова. Это руководитель рок-группы «Ночной свет» Константин Вольский. Ты его знаешь?
– Имя слышала, конечно. О группе тоже. Дочь Лена, кажется, с ними выступала. Но лично я его не знаю. В смысле, не знала.
– Дочь Лена ездила с группой на гастроли, – сказал Сергей. – И не только. Дело в том, Виктория, что Лена с ним встречалась. Это однозначно не только профессиональные отношения. Что, разумеется, только их личное дело. Было. Но теперь следствие, заказчика и меня интересует вопрос: что связывало Вольского с Серовым? Дело в том, что я не нашел информации о том, что Серов и Вольский были друзьями или просто хорошими знакомыми. Были рабочие контакты: в архиве Серова есть довольно давний сюжет о «Ночном свете», но никто не помнит ничего похожего на приятельство с походами в гости друг к другу. Таких объектов профессионального интереса у Серова тысячи.
– Чем я могу помочь? – напряженно спросила Виктория. – Я никогда не вмешиваюсь в личную жизнь Лены. Не потому что мне это неинтересно, конечно. Просто Лена – очень самодостаточный человек, она нуждается в уважении и тактичном отношении, она заслуживает этого. А я понимаю, что в любом случае узнаю лишь то, что Лена захочет мне рассказать. И как-то исключила материнские вопросы или допросы из нашего контакта. Наверное, поэтому наши отношения стали ровными, доброжелательными и в меру доверительными. Ключевое слово – в меру. Мы обе помним болезненные выяснения, бурные ссоры тех тяжелых времен, когда она была нервным, уязвимым подростком, а я разрывалась между старанием уделять внимание детям и попытками поддерживать Лешу, спасать из костра его постоянных терзаний. Всегда понимала, что это его судьба – пламя. В каком-то мистическом смысле пожар символичен для судьбы Алексея. Я хотела бы разделить его горение, но я слишком обычная, всегда под грузом принятых обязательств, я способна лишь тлеть. А характер Лены очень закалился в результате пережитого и понятого. Мне трудно задавать дочери сложные вопросы, потому что я давно не жду прямых ответов. Не считаю Лену неискренней или скрытной. Все проще. Как бы сказать… Она настолько дорого ценит свою откровенность, что не потратит ее на меня. Я того не стою, по всему.
– Кажется, понимаю ситуацию, – сказал Сергей. – В таком случае задай Лене простые вопросы: кто для нее Константин Вольский и знает ли она, что с ним случилось. Скорее всего, еще нет. Эта инфа пока не получила огласки, я с ней сразу сюда… Так что ты просто предупредишь дочь о том, что она вскоре непременно узнает. Немного подготовишь. Это по-родственному, по-матерински. А дальше – как пойдет.
– Спросить прямо сейчас? По телефону? – тревожно уточнила Виктория.
– Попробуй. Чем дольше собираться, тем труднее покажется.
Виктория поднялась, походила по квартире, собираясь с мыслями, даже распахнула настежь окно и вдохнула холодный воздух с невидимыми каплями дождя. Эта освежающая водяная пыль и разбудила ее решимость. Она взяла телефон и позвонила:
– Здравствуй, Лена. Ты дома?
– Привет, ма. Валяюсь. Устала, как загнанная кляча. Есть новости?
– Да. Человек, который погиб в квартире при пожаре, – не папа. Что с Лешей – пока информации нет.
– Но это хорошая новость?
