Кот по кличке Мяу. Том II - страница 27

А как же потом Сережа, после развода-то? Хоть и фиктивный, но все-таки бывший ее муж? – спросите вы. А никак. По договору с ней должен выписаться куда-то в пространство и все. Ему, жениху нашему, на это сейчас совершенно наплевать. Потому что он, как уже было сказано, опять находится в состоянии переосмысления всей своей никчемной и беспутной жизни и, будучи в этот момент в очередной раз крепко битым, планирует вообще покинуть столицу – «этот притон звериной жестокости, отвратительных пороков и сомнительных удовольствий» и уехать куда ни будь, даже не к тетке, даже не в глушь и даже не в Саратов, а куда-то еще, еще дальше, в затуманную Сибирь, в глухую пахучую тайгу, на заимку, лесником, егерем, каким ни будь или обходчиком неважно чего, чтобы после простой, нужной людям и здоровой физической работы, возвращаться в свою теплую избу, вкушать плотный ужин, изготовленный из незамысловатых, но экологически чистых, наполненных свежими витаминами продуктов, а после этого, пропарившись в баньке, долгими зимними вечерами при свете керосиновой лампы писать свои гениальные пьесы, рисовать ни с чем не сравнимые по оригинальности совершенно авангардные картины, балдея и от физической трудовой усталости, и от творческого переутомления, чтобы, вконец обессилив, сладко засыпать под треск поленьев в печи, прижавшись к теплому боку любимой и бесконечно преданной, тоже предварительно помытой и обласканной в жаркой бане, подруги жизни…

Такая у него была на тот момент жизненная диспозиция. Над подбором этой фронтовой подруги, этой декабристки, готовой ради него к любым лишениям души и тела, он и ломал теперь себе голову, часто и в глубокой задумчивости перелистывая эту свою знаменитую «Книгу жизни», делая из нее одному ему понятные выписки, а время от времени, проводя и натурные испытания отдельных, наиболее достойных экземпляров для экспериментального уточнения некоторых одному ему известных интимных деталей.

Как он себе все это представлял? Лес, избушка, баня, декабристка, – сказать трудно. Но судя по умиротворенной и мечтательной улыбке иногда мелькавшей на его лице, возможно, что как-то так:

Здесь у вас, правда, может возникнуть еще один вопрос: а при чем же здесь я. Ну, в смысле, автор? У меня то, как раз в тот период все было безоблачно и замечательно. Всякие там заимки, медвежьи углы и медвежьи шкуры, если вы помните, были тогда мне до фени, а Дульцинея, подруга жизни, декабристка и любовь до гроба у меня, наоборот, находилась, как раз под боком, тут в Москве.

А я тут – вот причем. Ведь план у Сережи был сложный и многоходовой, и моя, недавно приобретенная квартира тоже входила в него одним из звеньев. Раз уж он решился расстаться с московским жильем, да и с самой Москвой, то зачем же отдавать этой фиктивной армянской бабе, которую он еще и в глаза пока не видел, свою двухкомнатную квартиру, когда можно быстренько обменять ее на мою – маленькую. Тем более, что его новой фиктивной жене моя квартирка как раз много нужнее. Более того, как это не покажется странным, с нее за это и содрать можно будет побольше. Ведь мои 11,1 м/кв. позволяют прописать еще всего лишь одного человека. Но только одного. Больше нельзя. Тут вся соль в этой одной десятой метра. Не зря же ее прилепили к этой квартирке гостиничного типа. Не поняли? И немудрено. Это же хитроумнейший ход! Так сказать, высшая квартирная математика. Ведь я уже объяснял: чтобы стать в очередь на получение нового жилья, нужно было иметь не более чем 5,5 кв. м. на нос. Или 11 – на двоих. А тут не просто 11, а 11 и еще эта одна десятая. Значит более. На пять сотых метра более! Рубите фишку? Прописаться и жить можно двоим, но в очередь стать им нельзя – жилплощадь больше нормы у них получается. Вот такой хитрый секрет в мою эту, вроде бы простую, квартирку был нашим хитрожопым государством вложен. Но, как вы знаете, из той же народной мудрости – на каждую хитрую жопу есть… свой Сережа Чермашанцев, вернее его волшебная палочка, с винтом…