И как мы к замку Карабас скитаючись пришли,
И как служили мы тому маркизу песней стали,
Как победили легион и ведьме лоб прожгли.
Как мы со Свейном шли назад на яле-скороходе,
Как сквозь туман нас провела та штука со стрелой,
И вскоре конунгом меня избрали всем народом,
А Свейн стал ярлом у меня, моей он стал рукой.
И Астрид милая моя как солнышко светилась,
Не зря она меня ждала, гнала всех женихов!
Теперь она моя жена, и кюны новой милость
В том состоит, что не убью я этих петухов.
Когда в дно моря лед упирается
В фьорде за городской стеной,
И жизнь до весны замирает
В волшебных морских фигурах,
Молнии Одина разбегаются
По нитям, протянутым между тобой и мной,
И каждый из нас постигает
Эйфорию сверхнизкой температуры.
Эрик, ты понимаешь, как чувствую остро,
Когда холод сковывает сердце льдом,
Заставляя его трепетать
Колебаниями страстей замороженных?
Мы с тобой составляем стабильности остров,
Где пристанет драккар, что тобою ведом,
И ко мне ты сможешь пристать
Отдохнув от мыслей встревоженных.
Ты – идеальный сверхпрочный сверхпроводник
Моих чувств к окружающему тебя миру и
Твой Север мною любим
С той же страстью, что и ты, без энергопотерь.
Как могучий тысячелетний ледник,
Что колебания страстей с места сдвинули,
Мое сердце здесь сольется с твоим
В Ледовитом море – навсегда теперь.
Глава 11. Арне встретил Брунхильду и стал Художником
Ты называешь меня Художником, но пойми:
Ведь кисть и краски купил в той лавке впервые в день я,
Когда увидел тебя в толпе, и огромный мир
Вдруг изменился едва заметно в одно мгновенье.
Померкли краски, притих немолчный разноголос,
И ветер стих, и поблекло солнце на небосклоне,
Ты шла в толпе, и я понимал, что твоих волос
И глаз твоих на холсте смогу я познать законы.
Ты доверяешь мне, словно лечащему врачу,
Когда пишу тебя в своей студии по-над крышей,
И, заплетая узоры линий, я всё молчу,
Чтоб не спугнуть это ощущенье, когда мы дышим,
Как два котёнка, уткнувшись в теплую мамки грудь,
Отдавшись этому погруженью в её урчанье:
То ощущенье едва ль вернётся, когда спугнуть
Его придется, в реальность серую возвращаясь.
И в тот момент, когда колдовская шальная кисть
Штрих предпоследний, рукой ведома моей, наносит,
Ты подбегаешь ко мне котёнком, хватаешь лист
И на рисунок игриво смотришь, наморщив носик.
И в этот миг понимаю я, что уже тону,
Что засосало водоворотом меня в пучину,
Тебя люблю я, тебя хочу я, тебя одну,
А ты смеешься и возвращаешь мою картину.
Упав, хламида моя столкнула мольберт и краски,
И твои волосы все испачкались в акварели,
Ты рассмеялась, а я использую все подсказки,
Пишу штрихи те, что выцвести не успели.
Ты называешь меня художником, но пойми:
Все волшебство моей кисти только в тебе одной.
И я пишу тебя, я дышу тебя – пусть весь мир
Опять померкнет, когда ты станешь моей женой.
Глава 12. Бастет и Бармалей
А сейчас расскажу я вам, детки,
Одну сказочку на посошок.
Чтобы впредь вы все слушались маму
И одни не ходили гулять.
Зарубите на памяти метки:
Как останется в прошлом горшок,
Как в сортир ходить станете сами,
Не забудьте о том вспоминать.
В средне-нижнем течении Нила
В одиночестве жил Людоед,
Что из всех разных деликатесов
Ел лишь маленьких негров-детей.
Как коллеги его ни стыдили, -
Мол, хлебнешь ты от этого бед! -
От любых самых нежных принцессов
Воротил нос он, как от чертей.
Он родился назад сто годочков
С плоскостопием и рахитом.
И проблемы имел с челюстями,
