Так столь уж необходима семнадцатилетнему Коту свобода? Даже сам Кот, оказавшись на крыльце этим ранним прохладным утром, не мог дать однозначного ответа.
Вот он, огромный рыжий красавец с лоснящейся шерстью, длинным пушистым хвостом, мощными лапами, сверкающими янтарно-желтыми глазами, стоит на крыльце и смотрит в лицо той самой свободе. И вроде она ему не совсем нравится. Точнее, нравится не вся целиком, какова есть на самом деле, а лишь некоторые её частички. Ветерок дует в мордочку – нравится. У крыльца растет сочная трава, источающая наивкуснейшие запахи – тоже нравится. Поют птицы, стрекочут кузнечики, стрекоза пролетела над самой головой – все это Коту нравится.
А там калитка, а рядом растет высокая крапива, а за калиткой широкая гравийная дорога – и это уже тайна. Кот старый, он понимает, тайна может означать опасность. Был бы он помоложе и поглупее, обязательно бы подбежал к калитке и ринулся навстречу тайне, но Кот старик, Кот долгожитель, и хотя он не знает вкуса свободы, интуитивно чувствует притаившуюся в ней недоброжелательность. Недоброжелательность по отношению к себе. Такой вот вывод сделал Кот, стоя на крылечке дачного домика.
На траве блестели капельки росы, похожие на маленькие хрустальные бисеринки; и солнце играло с ними, заставляя переливаться и сверкать, и круглые капли ловили солнечный свет, отражая его блики, образуя чуть заметное свечение.
Едва появлялся неугомонный ветер, блики начинали метаться по траве, и ворчали деревья, скрипя старыми морщинистыми стволами, шуршала листва, с которой заигрывал ветер, а на серебристой траве появлялись шаловливые солнечные зайчики. И чем сильнее дул ветер, тем шустрее казались солнечные зайчики. Они резвись в своё удовольствие, перескакивая с травы на дорожку, касались поверхности высокой бочки, потом перемещались на стеклянную теплицу, плясали на её стенах, крыше и снова возвращались на траву.
И ветер дул, и резвились озорные солнечные зайчики, и серебрились капельки росы, и сладко пахло жимолостью, травой и ранним утром. У Кота рябило в глазах.
Наконец он решился спуститься по ступеням, чтобы влиться в этот веселый утренний коллектив. Кот поймал ртом широкую травинку и попробовал её на вкус. Очень даже ничего. Поймал другую. Нет, эта никуда не годится, вкус другой, горьковатый. Зато третья травинка оказалась вкуснее первой. Правда, с четвертой снова не повезло – горькая, невкусная. И вдруг Кот догадался: все дело в запахе. Вкусные травинки пахнут по-особенному: у них вяжущий запах, спокойный, и сразу хочется такую травинку съесть, тщательно разжевать и проглотить с большим удовольствием. А невкусная трава не пахнет вообще. Нет запаха – нет вкуса.
Таким образом, выбирая для себя «нужные» травинки, и отдаляясь все дальше от крыльца, Кот усвоил первый урок. Он научился распознавать вкусную траву по запаху.
Возле старого фундамента разобранной не так давно бани Кот остановился. Появилась заинтересованность. Он перестал жевать траву, вытянул шею, недоверчиво осмотрел фундамент, поставил на него передние лапы. Принюхался: пахнет влажной пылью и чем-то еще…
Незнакомый запах ударил в нос манящей резкой струйкой. Сильный, будоражащий запах, он не мог оставить Кота равнодушным, он его раззадорил, всколыхнул дремавший где-то очень глубоко инстинкт, заставил насторожиться, спешно убрать лапы с фундамента и притаиться в траве. Кот ещё не догадывался, что за метаморфоза с ним происходит, не догадывался, почему внезапно расширились зрачки, дыхание сделалось прерывистым, усы задергались и быстрее заклокотало сердце. А между тем, даже у домашних котов сохраняется острое охотничье восприятие; инстинкт охоты в них непреодолим.
