Котэ пулей взбежал по крепкой богатырской руке, прошмыгнул к поясу рыжей девки и аккуратно, когтем за завязки, выудил из потайного внутреннего кармана портков мошну с монетами, после чего бросил презрительный и победоносный взгляд на воровку.
– Ааа, так ты про эту мофну! – спохватилась Манька. – Это не совсем то, чем тебе каввется, я сейчас всё объясню.
Всеволод тяжелым и злым взглядом насквозь буравил Манюню. Уж насколько он был добрый и бесхитростный, ведь ещё не успел ожесточиться от несправедливой жизни, но и здесь гнев его начал расти. Ведь Маша ему понравилась, это был его первый опыт общения с женским полом, а в итоге его обворовали. Обычно после такого молодые люди получают кучу своих внутренних комплексов и очень долго за версту не приближаются к носящим юбки и длинные волосы, и речь не про гордых шотландцев.
– Ах ты, лукавая! – выплюнул богатырь. – Презлым заплатила за предобрейшее… Повинна смерти!
И потащил Волька рыжую воровку к мосту через Старый Дон – здесь идти было ближе, чем до Дона, хотя тот был глубже. Всю дорогу Машка пыталась вырваться, совершала тщетные потуги кусаться, лягаться, плеваться – это было сравнимо с борьбой тушканчика против скалы; после чего она начала угрожать своими друзьями то из казаков, то из османской братии, а потом, видя бесполезность опробованных методик, перешла к мольбам: она молилась, она умоляла, обещала золотые горы, если ей сохранят жизнь, она грамотно и сноровисто пустила горькую женскую слезу, но обиженный крестьянский сын был непреклонен. Так все трое дошли до Старого Дона, через который был вырублен из деревянных брусьев решётчатый мост.
Волька остановился в начале моста и подошёл к самому краю, держа Марусю над мелководьем. Воришка мельком взглянула вниз, и у неё перехватило дыхание от страха: лететь до крупных, торчащих из воды, булыжников предстояло около семи саженей. В её богатой на воображение женской головке раздался недолгий свист падающего тела и смачный «хрусть-чавк». Манька почуяла запах смерти и сглотнула твёрдый комок в горле.
Взмолилась рыжая плутовка человеческим голосом:
– Волька-богатырь, ты вве добрый молодец! Само слово «добрый» намекает, фто не подобает тебе убивать беззафитных дев. Отпусти меня, Всеволод, по гроб буду тебе обязана!
Богатырь молчал, ни единый мускул не дрогнул на его лице. А Пушок, сидящий на мускулистой вытянутой руке, злорадно улыбнулся и показал жест: ткнул лапкой в Маньку, потом провёл когтем по горлу, а потом махнул вниз, явно на что-то намекая. Возможно, это означало, что «Женщина без головы не летает». А может быть, он имел в виду «Она почешет шею на берегу». В общем, Волька не был уверен, что понимает котьку, ведь он не учил кошачьего языка жестов.
Манюня, поняв, что вот-вот наступит её конец, решилась бросить на алтарь свободы и сохранения жизни самое ценное – девичью честь. И вскричала:
– Подоввди, витязь! Профу тебя, умоляю, отпусти меня! Сделаю для тебя всё, фто ты захочефь, отдам тебе своё самое ценное, давве своё целомудрие!
Честно говоря, кувшин у Машки был давно разбит, но она надеялась, что Волька клюнет на наживку, а там пока суть да дело, опасность минует, она уже не будет висеть над пропастью, и жизнь будет спасена.
Крестьянский сын не знал, что такое «целомудрие», на лике его отразилась напряжённая работа ума и памяти, но подсознание в этот раз подсказку не отправило. Зато Волька понимал, что значит «сделаю, всё что хочешь». Это заинтересовало, взгляд его полегчал.
